Движда - [4]

Марина лепила жизнь по всем правилам американской мечты. Квартира, машина, галоп по иерархической лестнице должностей (не стесняться двигать локтями, а где-то и чисто женскими прелестями), при этом от природы романтический Платонов, хоть и отутюженный современностью, не всегда вписывался в ее прагматичные планы. Вот почему три года их связывала друг с другом только безумная страсть и расчет Марины перевести ее в достойное (по ее понятиям) совместное проживание. Детей Марина пока не хотела, но как она противостояла в этом вопросе Господу Богу и Природе, Константин не задумывался. Точнее, она сразу расставила точки над всеми буквами нехитрым ответом на его вопрос: «Не заморачивайся, не твоего ума дело, тебе хорошо? И ладно!..» И Платонов «не заморачивался», наслаждался жизнью и Мариной до тех пор, пока она не стала определять ему список задач на день, как своему подчиненному. Какая бы не была страсть, но ботаником-подкаблучником Константин себя не мыслил. Марина же относилась к категории людей, которые каждый свой поступок еще в зародыше считают правильным и готовы оправдать его идейно всеми имеющимися у них доступными средствами, основным и самым тяжелым из которых является глотка.

Год после развода Константин продолжал платить взносы по ипотеке. Этакая игра в благородного мужа. В то же время как Марина откровенно подыскивала себе следующего кандидата для совместного проживания. Сам он вернулся в однокомнатную «брежневку», оставленную ему родителями. Неудовлетворенную страсть, выворачивающую наизнанку душу, он пережил почти как наркотическую ломку. Но, выйдя победителем, смог уже иначе взглянуть на женский пол.

Последний его разговор с Мариной состоялся совсем недавно. Она неожиданно пришла к нему за поддержкой. С порога заявила:

— Костя, меня чуть не убили!

— Не верю, — как Станиславский ответил Константин.

— Ты с ума сошел! С этим не шутят! Он бросился на меня с ножом!

— Кто? Новый бой-френд?

— Нет! Его бывший любовник!

— Не понял?

— Костя, ты что, в каменном веке живешь? Не знаешь, что у некоторых мужчин любовницами бывают мужчины?

— Пидарас, что ли? — по-простому спросил Платонов.

— Гы... М... Ды... — Марина растерялась от лобового удара, но быстро нашлась: — Ты груб, Платонов, ты пещерный.

— Зато баб люблю... — Костя осекся. — Впрочем, после общения с тобой и баб не очень люблю...

— Ты гад! Я к тебе за помощью, а ты!.. — Марина готова была зарыдать.

— А чем я тут могу помочь? Что, заменить твоего друга в содомских утехах? Уволь.

— Можно я у тебя переночую? Мне нужно все взвесить в относительной безопасности. Я, — Марина изобразила на лице смущение почти девственницы, — даже готова вспомнить, как нам хорошо было...

— А на меня потом эта парочка с ножами не кинется? — ухмыльнулся Платонов. — Кроме того, прости за откровенность и натурализм, мараться после этих...

— Какой же ты гад, Платонов! — вскричала Марина.

— Но переночевать — пожалуйста, — перебил ее Константин. — Даже ужином накормлю.

— Ты гад, Костя, но ты мне нужен, — вынуждена была признать Марина.

Утром Марина разбудила его решительным криком из комнаты:

— Платонов! Я решила. Я его оставлю. Буду искать нормального мужика! Желательно в возрасте...

— И с деньгами, — проворчал Константин, поворачиваясь на другой бок, потому как отлежал все, что мог, на полу на кухне.

— Чего? — не расслышала Марина.

— Импотента! — повысил голос Платонов.

— Издеваешься?

— Импотент — по-английски — важный. Поняла?

— Остряк! Вот на это тебя всегда хватало.

— Ну так... Деньги за это платят как-никак.

4

Последние годы с природой творилось нечто несуразное. Разумеется, толковые ученые объясняли это парниковым эффектом и последствиями бурной деятельности человечества. Северяне ждали всемирного потепления, чтобы открыть пляжный сезон на берегу Северного Ледовитого океана, а южане с опаской смотрели на морские пучины, грозящие слизнуть в одночасье обжитые под солнцем места. И все же человечество продолжало жить «на авось». Сколько не писал Виталий Степанович о киотском протоколе, ничего в мире не менялось. Права и свободы человека вступали в явное противоречие с правами и свободами матери-природы. Поэтому в июне шел снег, а в декабре вдруг распускались весенние цветы. Виталий Степанович старательно перерывал катрены Нострадамуса, пытаясь найти ответы на волнующие его вопросы о будущем, а Константин любовался и наслаждался продленным теплом поздней осени.

— Интересно, болдинская осень — такая же? — задавался вопросом он.

— Друг мой, — возмущался Бабель, — вы опять непростительно поверхностны!

— А чего усугублять? Виталий Степанович, вы ж всю жизнь за что-то боретесь, а результат? Лучше наслаждаться процессом!

— Даже если этот процесс — конец света? Или пока этот процесс не по вашему делу?

— Виталий Степанович, — дружелюбно улыбнулся Платонов, — выключите ваш процессор! Посмотрите вокруг! Лепота!

— А я, между прочим, Константин, арендовал ячейку в банке.

— Чего? Зачем?

— Как зачем? Положу туда ваши документы, деньги, кредитки, мобильный, ключи от квартиры... Или, — с надеждой прищурился Бабель, — вы передумали?

— Ну, скажете... Мы с вами, Виталий Степанович, о сроках не поговорили. Сколько мне бомжевать-то?