Двери во Тьме - [154]

Где я мог ошибиться, что я мог неправильно понять? Все прокручиваю и прокручиваю в голове цепь событий, ищу ошибки. А толку? Отказаться в последний момент, развернуть машину? В принципе можно, но тогда я уже никогда не узнаю, был я прав или нет. Тогда – века существования в пожираемом Тьмой унылом мире. В Отстойнике. В Чистилище.

Нет, не хочу.

Или пан, или пропал.

Сейчас все выясним.

В салоне тепло, снег на стекле тает. Время от времени щетки включать надо, смахивая капли. Затем щетки покрываются льдом, и приходится останавливаться, выбираясь в глубокий снег, для того чтобы их оббить. И дальше едем.

И вот точка. Еще два бойца нас ждут. Ворота открыты, «бомбардье» неторопливо заезжает на площадку перед срубом. У этих двоих лица тоже такие… в курсе они всего, ждут. Все ждут, все что-то знают.

Со щелчками открываются двери, все выходят наружу, на утоптанный снег, скрипящий под подошвами. Милославский, запахнув расстегнутую дубленку, повернулся к рыжему парню, сказал:

– Коля, все, пора.

Пора так пора. Все как и ожидали. Коля направил на нас автомат, сказал:

– Замерли оба.

Мы замерли, подняв руки. Похоже, что я все угадал. Похоже. Сейчас убедимся окончательно.

Худой темноволосый «упрод» подошел сначала ко мне, сдернул с плеча карабин, расстегнул ремень с кобурой, снял ее, затем, отступив назад, скомандовал:

– Расстегнись.

– Как скажешь.

Я расстегнулся неторопливо, распахнул тулуп. Меня быстро охлопали в поисках оружия, но ничего не нашли. И у Насти не нашли. В руках у Милославского появился пистолет – «вальтер П-38». Никогда не видел его с оружием, даже с кобурой не видел, а вот на тебе.

– Анастасия Владимировна, вам придется подождать немного, – сказал он, указав пистолетом на сруб. – Вот туда, пожалуйста, отойдите с моими ребятами. Владимир Васильевич, – повернулся он уже ко мне, – давайте договоримся о сотрудничестве. Вы ведете себя хорошо и делаете, что я скажу, и с Анастасией Владимировной ничего не случится, даю вам в этом мое слово. Договорились?

Я выдержал паузу. Я сделал такое лицо, словно осознал, что все пропало. Мне даже захотелось сказать: «Да не выпендривайся, делай все как задумал, я твой план уже просчитал давным-давно! Я знаю, что откроет проход только моя смерть. И моя кровь. Кровь и смерть человека из моего слоя, каких здесь всего два. Просто я не способен принести кого-то в жертву просто так, как способен это сделать ты. Мне нужно дать повод, ты понял, мурло бородатое?»

Но, естественно, я ничего из этого не сказал.

Именно это Серых сказал Валиеву перед уходом, но он неправильно определил место, попытавшись уйти «из-под Тьмы».

Именно они пробили этот слой, убив здесь рядом, в подвале, женщину.

Именно сюда провалился я, когда воронки временны́х вихрей встретились где-то в бесконечной Тьме между слоями действительности.

И именно отсюда можно уйти.

– Пойдемте, – сказал Милославский, указав стволом пистолета на мой сарай. – Пойдемте, не будем тянуть время. Лопату вот возьмите. – Он кивнул на фанерную лопату для снега.

Никаких следов там не появилось. Никто туда не ходил. Надеюсь. Я, высоко задирая ноги, пошел через сугроб, а Милославский двигался по моим следам. Затем я откидывал снег от ворот сарая – они должны были закрыться плотно.

– Владимир Васильевич, побыстрее, пожалуйста, – сказал Милославский мне. – А то попрошу прострелить вашей девушке ногу. Побыстрее.

Ах ты, чмо. Ну да ладно. Сочтемся.

Когда я закончил, он молча показал вальтером на ворота.

Я нагнулся, забираясь в сарай, шагнул вперед. Сильно нагнулся, так, чтобы неудобно было выстрелить мне в затылок. По-другому Милославский не сможет – просто побоится: он захочет закончить все без борьбы и возни, по-интеллигентному.

Он шагнул следом, я по тени увидел, как он поднимает оружие.

Моя рука легла на швеллер, нащупав рукоятку кольта.

Я стер все масло – пистолет не должен был замерзнуть. Он обязан сработать.

Я доработал все пули так, чтобы они убивали наверняка.

И я просто упал вперед, на одно колено, поворачиваясь и заваливаясь на задницу, наводя пистолет в силуэт своего конвоира.

Не по тебе эта работа, Милославский.

Кольт дважды глухо грохнул, несильно дернувшись в сомкнутых ладонях, влепив две тяжелые пули в верх груди профессора. Железные стены сарая отразили звук выстрела, как кувалдой ударив по барабанным перепонкам. Милославский упал сначала на колени, а потом лицом вниз, в промерзлый грязный гравий – снега так в сарай и не намело.

А я уже отрывал от магнита «лимонку». Ту самую, что когда-то взял с убитого гэбэшника и из которой я вычистил весь тротил, оставив лишь запал. Усики разжаты заранее, чеку долой. Со звоном отлетел предохранитель, я подскочил к воротам.

Они так все и стоят. Четверо и Настя, смотрят сюда.

«Упроды» решили, что Милославский стрелял в меня. Как ты по звуку поймешь, если все это случилось в железном ящике?

Граната полетела им под ноги. Я видел, как исказились от страха их лица. У всех четверых, кроме Насти.

«Упроды», сразу забыв о ней, кинулись в разные стороны, а в руке у нее появился маленький пистолет, вальтер, хоть и не такой, как тот, из какого должен был убить меня профессор. Рукавов они не проверили – ни у нее, ни у меня. И не должны были, потому как всеми управляла уверенность в том, что мы ничего не знаем.