Двери открываются - [31]

А потом, на одном из совещаний их уже совсем малочисленной группы, было принято решение отступить, которое острым ножом вонзилось в сердце профессора, но пойти против решения большинства он не мог. Был разработан план, совершенно невероятный и с трудом осуществимый, соединяющий прошлое и будущее, мечты и реальность. Каждый из оставшихся членов группы взял на себя маленький кусочек этого плана, и они в последний раз вместе приступили к работе.

Профессор занялся финальным пунктом – университетским парком. Он не стал доверять эту операцию никому из своих соратников, потому что лично хотел убедиться в том, что всё сделано правильно и так, как он задумывал. Владимир Иванович не мог не заметить за собой постоянную слежку, от которой в этот раз нужно было очень аккуратно оторваться, ведь от этого зависело, ни много ни мало, будущее Государства. Профессор вышел из дома вечером, в начале седьмого, захватив с собой сумку для продуктов и телефон. По своему обыкновению он направился в сторону университета, но по дороге остановился у большого сетевого магазина. Он положил сумку с телефоном в камеру хранения и прошёл в торговый зал, по привычке оценив взглядом всех покупателей и выявив тех, кто, определённо, следил за ним. Потом профессор набрал полную корзину продуктов и встал в самую длинную очередь. Один из следящих встал в конец очереди с какой-то незначительной покупкой в руках. Второй, к большому сожалению Рогова, стоял у дверей, как будто дожидаясь кого-то. Владимир Иванович лихорадочно соображал, пытаясь придать своему лицу отрешённое выражение. Внезапно он поставил корзину, сунул в карман маленькую шоколадку с прилавка и направился к выходу. Как и ожидалось, детектор кражи в дверях отчаянно запищал, когда профессор пытался пройти мимо него с ворованной шоколадкой в кармане. Моментально два охранника, оттеснив следившего от дверей, схватили Владимира Ивановича под обе руки и грубо провели его в подсобное помещение для обыска. Профессор не стал торопить охранников, а дал им полностью прошерстить все свои внешние и внутренние карманы, которых у него оказалось не меньше семи. Потом он настоял на вызове полиции составлении протокола и выписке штрафа, долго перечитывал все бумаги и спорил почти с каждым написанным в них словом. «Вот здесь у вас запятой не хватает, а тут, смотрите, «а» нужно, а у вас «о», а тут вы вообще слово пропустили. Нет, я отказываюсь это подписывать, документ с ошибками не имеет юридической силы. Переписывайте». В конце концов, окончательно вымотав охранников и полицейских, он заметил, что на улице уже успело стемнеть, подписал, к всеобщему облегчению, протокол, и пошёл к чёрному выходу из магазина, тайком захватив с собой жилетку подсобного рабочего. У выхода он ещё раз осмотрелся и, убедившись, что путь открыт, на всякий случай накинул жилетку и взял в руки какой-то пустой ящик, с которым вышел во внутренний дворик. Пройдя метров сто, он выбросил ящик в контейнер, ещё раз оглянулся в поисках возможной слежки и почти бегом направился к университету. На обратном пути он захватил свой телефон из камеры хранения в надежде на то, что всё это время он передавал его координаты куда надо.

Закончив своё дело, Владимир Иванович вернулся домой, выкрал настенькиного слона и долго возился с ним в своей комнате, чертыхаясь от уколов иголки и неповоротливости своих артритных пальцев. Потом он велел дочери и зятю собрать на всякий случай вещи и стал ждать. Но ничего не происходило. Прошёл месяц, два, но никто так и не вломился в их квартиру с криками «Руки за голову!». Профессор чувствовал себя старым и никому не нужным клоуном, который не может рассмешить даже непритязательную публику какого-нибудь уездного цирка. Он жалел, что послушался внутреннего голоса и сдался просто так, поверив, как дурак, каким-то слухам от какого-то загадочного дяди Гены.

Но его опасения были напрасными. В один из солнечных майских дней профессор вернулся домой пораньше, потому что лекции уже закончились, а сессия ещё не началась. Зять, как обычно, был на работе, а Алина с детьми только что вернулись с прогулки и шумно обсуждали увиденных в парке лошадок. Вдруг его второй телефон, который он постоянно прятал во внутреннем кармане жилетки, зазвонил, высветив незнакомый номер, и Рогов своим внутренним чутьём, никогда не подводившим его, понял – началось. Или закончилось.

– Профессор. Это Геннадий, – отрывисто прозвучало в трубке. – У вас нет времени. Они выехали. От силы минут пятнадцать. Дочь с детьми на месте?

– Дддда…

– Пусть уходят. Зять на работе? Пусть позвонят ему по пути. Пусть едут из города, на перекладных, как и договаривались заранее. Если вас с ними не будет, они их не тронут, я постараюсь позаботиться. Сам выезжаю, но опоздаю, минут на десять. Готовьте внука, пусть дождётся. Остальных я сейчас тоже предупрежу.

Отбой. Владимир Иванович, задыхаясь, бежит в соседнюю комнату, хватает уже собранную сумку, суёт её Алине и под непонимающие крики и плач внучки выталкивает их с Настей из квартиры. «Андрею позвоните по дороге! Бегите на вокзал, любая электричка, только без паспорта! – тараторит он. – Езжайте как можно дальше! Если меня с вами не будет, они вас не тронут! О Боре я позабочусь, мы позаботимся, вернётесь за ним, когда всё наладится. С двумя детьми вам не спастись. Быстрее!»