Двери открываются - [16]

Удивительно, как легко отключался государственный передатчик у многих граждан. Ещё более удивительно было наблюдать, как они начинали слышать свои собственные мысли и говорить свои собственные слова. Но, несмотря на это, оставалось ещё много тех, кто слишком сильно запутался в искусно сплетённой сети и оставался в ней, погружённый в мутную воду информационных потоков государственных каналов. Таких, к сожалению, было большинство. Были и сохранявшие нейтралитет и предпочитавшие просто заниматься своими делами, оставив политику – политикам. Как достучаться до них и подобрать ключ к их передатчикам? Только одним способом: использовать те жа каналы, которые использовала власть, но уже в своих интересах, в интересах освобождения. Достаточно было лишь немного сдвинуть вектор государственной пропаганды, которая работала слишком в лоб, слишком прямолинейно внушала людям свои идеи, и сама же создала пути для их уничтожения. Малинин и его небольшая группа решили перейти на новый уровень «информирования» или «просвещения». Это было несложно, потому что власть в то время уже загнала себя в тупик и продолжала машинально дёргать за прежние верёвки, не замечая, что по другую их сторону остаётся всё меньше и меньше марионеток, готовых слепо действовать по ее указке. В конце концов, по независимым оценкам, большая часть населения не то чтобы перестала поддерживать текущую политику, но выражала готовность открыться чему-то новому, что вытащило бы их из затхлой трясины застоя, в которой им приходилось барахтаться последние пятьдесят лет. И в это время Малинин вышел из тени и повел за собой всех тех, кто к тому времени был готов к переменам. Когда правительство осознало, в каком положении находится общество, властям не оставалось ничего, кроме как пойти на уступки. Были назначены внеочередные выборы, которые государство надеялось развернуть в свою пользу с помощью давно отработанных уловок и подтасовок. Но, неожиданно, большинство из заранее подготовленных механизмов фальсификации не сработало, не без помощи команды Малинина.

А потом была эта долгожданная победа, и Рогов трясущимися от волнения руками набрал номер своего теперь уже старшего товарища, чтобы поздравить его, и услышал уже знакомое приветствие: «Я вас слушаю, Владимир Иванович». Малинин говорил спокойным голосом и казалось, что всё это время он знал, что так и будет, потому что по-другому быть просто не могло. И тогда они договорились: в любых обстоятельствах поддерживать связь друг с другом, каким бы сложным это ни представлялось сейчас для них обоих. Так оно и было, пока, через два года после выборов, советником президента по вопросам народного хозяйства не был назначен некто Виктор Васильевич Правдин, никому не известный чиновник с незамысловатой биографией и безупречной репутацией. И всё покатилось под откос. Гидра, которая уже казалась поверженной и неспособной поднять не одну из своих голов, на самом деле всего лишь затаилась на время и теперь, восстановившись после этого странного и неожиданного поражения, вновь выпустила когти и готовилась к реваншу. Но в этот раз она набралась сил, стала ещё жирнее и хитрее и больше не собиралась выпускать из когтей свою добычу. «Революция, только революция», – все чаще и чаще повторял про себя Рогов.

3

Владимир Иванович сложил газетную страницу вчетверо, сунул её в карман, потеснив пачку сигарет и старый мобильный телефон, и продолжил свой путь. Дорога до университета была долгой, а транспорт не ходил из-за забастовки технического персонала. Городская духота обступала профессора со всех сторон и, казалось, хотела задушить его, пока он не успел натворить очередных глупостей. Но было уже поздно.

Когда Рогов наконец открыл дверь своей кафедры, началась гроза, и на небе, и на земле. Весь преподавательский состав собрался в душной комнате, в которой они включили старый телевизор, долгие годы притворявшийся мёртвым на тумбочке в углу. «Внимание! В тринадцать часов начнётся трансляция внеочередного обращения Президента Союзного Государства Сергея Анатольевича Малинина к гражданам», – прохрипел ящик. До тринадцати часов было ещё семь минут, и Владимир Иванович нервно комкал в кармане газету с фотографией Малинина. Конечно, все уже знали, что скажет президент. Знали и ничего не могли с этим сделать. Охваченные бессилием и опустошающей злостью люди уже стояли у дверей своих квартир, готовые в любой момент распахнуть их и выскочить на улицы, круша всё на своём пути. Владимир Иванович подумал, что если собрать их всех, голодных, обманутых, потерявших последнюю надежду, то можно переломить ситуацию и закончить начатое двенадцать лет назад дело. Эта мысль свербила в голове у профессора, и он всё продолжал комкать газету, не замечая, что она уже полностью потеряла свою форму и превратилась в безвольный кусок пожелтевшей бумаги.

На мутном экране старого телевизора президент выглядел особенно бледным и каким-то безжизненным, как будто нарисованным не очень старательным художником. Он начал свою речь, как всегда, вовремя, как всегда она была немногословна и как всегда убедительна.