Дверь № 3 - [25]

– Постоянно? – Я раскрыл рот от удивления.

– Ну да.

Я на секунду задумался.

– Что, и я тоже? Прямо сейчас?

– Нет, конечно. Сейчас ты разговариваешь со мной. Иногда мне хотелось ее ударить.

– Так как же мы узнаем, когда телепатируем?

– Никак. Вы не умеете. Но делаете это все время, как делали всегда.

– Ничего не понимаю…

– Когда спите.

Я вздохнул. Старая история. Ничего не проверишь. Тот, кто спит, плохой свидетель. Лора уже в который раз завела меня в тупик.

– Что-то не припомню снов про белокожих резиновых пришельцев и уверен, что таких, как я, миллионы.

– Ну хорошо, давай по порядку. Ты видел когда-нибудь сон – такой яркий, такой правдоподобный, будто тебе его показывал кто-то другой?

– Довольно часто. – Особенно в последнее время.

– Ну вот. Телепатия – это не только слова. На самом деле это вообще, как правило, не слова, а образы, картинки. Именно так они и разговаривают и с вашим миром так же общаются. Ваши сны – это дверь между мирами. – Она подалась вперед, увлеченно жестикулируя. – Вспомни оцепенение спящего в фазе быстрого сна. Похоже на паралич, правда? Вот тогда пространство и сворачивается. Вы тоже так можете, но пока еще слишком рано – нужна настоящая революция в понимании реальности. Вся эта странность снов, абсурдная логика, невероятные пейзажи, временные скачки, дикие ассоциации – все, что кажется нормальным только во сне, – это они! Их мысли. И бессмысленная жестокость во сне – это тоже они.

– Но в снах мы видим наш мир, пусть и искаженный, – возразил я.

– Потому что они используют ваш язык. Переводят на него. Они не могут навязать вам свои образы и вмешиваются в ваши. Не создают, но управляют.

– Ты хочешь сказать, что наши сны – это пьесы, поставленные по их сценарию?

– Не совсем так. Они как бы надевают на себя ваши образы, но действиями руководите вы вместе. И самое главное, никаких сценариев нет, только импровизация.

– Что же они хотят нам сказать?

– Ничего. Им нечего сказать, как, впрочем, и вам. Это просто игра.

– Игра? – пролепетал я, совсем сбитый с толку.

– Конечно. Ведь большинство снов имеют довольно легкомысленный сюжет, правда? Для расы, помешанной на порядке, эффективности, техническом прогрессе, это вид отдыха, способ немного расслабиться.

– Значит, они просто так развлекаются? Она лукаво улыбнулась.

– Вот именно.

– Но тогда… – Меня вдруг осенило. – Если они участвуют в наших снах, то должны, наверное, видеть нас и своих?

– Нет.

– Почему?

– У них не бывает снов. Потому-то вы им и нужны.

– Мы им нужны?

– Да.

«У привидений не бывает снов», – вспомнил я. Вот, значит, как.

Вам никогда не приходило в голову, что сумасшествие заразно? Много раз, выходя из клиники после сеанса, я вдруг останавливался как вкопанный и начинал удивленно озираться. Чем привычней становилась для меня реальность Лоры, тем более странной и чуждой казалась своя собственная, будто я каким-то чудом перенесся на полсотни лет вперед и мог окинуть критическим взглядом условности, которые прежде воспринимал как данность. На красный стоим, на зеленый – едем. Платим деньги, чтобы поставить машину. Каждый день – ровно двадцать минут новостей. Здоровых женщин считаем толстыми и некрасивыми. Из всех живых существ более всего уважаем тех, кто ловок в обращении с мячом. Небо у нас голубое. Только подумайте – голубое! А знаете ли вы, что такого неба нет ни на одной планете, кроме нашей? Все дело в необычных свойствах атмосферы. Случайность, причудливая игра космических сил. Что такое наш мир? Всего лишь один из миллионов возможных. Представьте хомяка, запертого в клетке на прилавке зоомагазина в окружении зеленых хамелеонов, бешено тараторящих попугаев, мелькающих радужных рыбок в огромных аквариумах… Разве тут не сойдешь с ума? Странное силовое поле, не дающее убежать, холодные глаза неведомых гигантов, наблюдающие сверху, и их огромные хищные лапы, готовые в любой момент схватить тебя и унести бог знает куда. Чудовищное сочетание: клаустрофобия, паранойя и сознание полной беззащитности. Наверное, и Лора чувствовала примерно то же самое в кипящем водовороте нашего мира, где нищенские гетто соседствуют с пышными особняками, наркопритоны – с храмами, белые кварталы – с китайскими, негритянскими и арабскими. Чертовски странная планета, если подумать. А может, и я сам… может, и моя привычная картина мира начала разъезжаться по швам от осознания возможности чужой цивилизации, построенной на совсем других принципах? Иногда, слушая Лору, я чувствовал себя так, словно во мне что-то сломалось и его уже не починить. Все то главное, во что я верил, дало трещину. Психический надлом? Или… она все-таки наконец убедила меня? И лишь один очевидный вопрос не приходил мне в голову: а может, это просто любовь?

10

По иронии судьбы, одним из моих последних контактов с реальным миром, прежде чем я с головой нырнул в неизведанное, была традиционная костюмированная вечеринка на Хэллоуин, на которую собирались мои однокашники и те, кто в разное время работал в нашем дурдоме – закрытой лечебнице для невменяемых преступников. Мало-помалу туда стали приводить жен, мужей и просто друзей, но в основном из года в год мелькали одни и те же лица, хоть и в меняющихся костюмах: всевозможные ангелы, моряки, ниндзя, редко что-нибудь пооригинальнее, например, «космическая шлюха» – нечто непонятное, обмотанное фольгой и увешанное побрякушками. Однажды кто-то пришел «сам по себе», то есть без костюма. Совсем. Весьма эротично и даже с неким смыслом в духе постмодернизма. Я в тот раз нарядился пророком Моисеем. В зале гремела музыка – странная смесь примитивной юношеской сентиментальности и оркестрового хаоса, нанизанных на оглушающий ритм ударных. Как ни странно, она казалась вполне подходящей для всей этой маскарадной путаницы. Среди новичков мне бросилась в глаза миниатюрная женщина с очень бледным лицом, в перчатках с металлическими заклепками и сильно обтягивающем черном кожаном платье – настоящая садо-мазо-красотка. Пожимая мне руку, она улыбнулась, и мы очень мило поболтали ни о чем, почувствовав явную симпатию друг к другу. И позже ее высокий резковатый голос слышался то тут, то там, словно танцующая мелодия флейты на фоне жужжания толпы, взрывов смеха и звяканья стаканов, доставляя мне какое-то странное удовольствие. Но вот костюм… костюм, пожалуй, был уж слишком вызывающим на мой вкус.