Двенадцатый двор - [5]

Шрифт
Интервал

«Передо мной две задачи, — думал я. — Два вопроса: кто убил? (Это главное.) И по каким мотивам?»

— Мария Никитична, — спросил Федя, — мы сразу назад?

— Очевидно, — сказала Мария Никитична, редко дыша. — Заберем труп на экспертизу и назад. — Она вопросительно посмотрела на меня.

Я издал звук, который можно было истолковать и как согласие («да, на экспертизу») и как сомнение («на месте посмотрим»),

Фролов открыл глаза, хотел что-то сказать, но сон сморил его.

— У меня Даша в больнице, — сказал Федя. — Андрюшка у соседки.

«Преступник, конечно, скрылся, — думал я. — Может быть, уже далеко. Летит на самолете...»

И вдруг я почувствовал страх. Убит человек. Есть убийца. Мне поручено следствие. Я должен... Допросы... С чего я начну? И как там все?

«Спокойно, — сказал я себе. — Что я, трупов не видел, что ли?» Была практика. Были морги. Хотя бы в Бабушкине... Я вспомнил, представил. Нет, тогда не было страшно. Любопытно. И на тот труп девушки мы смотрели... Да, нас, практикантов, было много, это тоже, наверно, важно. Мы смотрели на нее, как на экспонат... Все, что с ней случилось, было известно. Или почти известно. И молодой симпатичный следователь в модном шершавом свитере рассказывал нам, любуясь своим хладнокровием, как все было. Похоже на лекцию с наглядными пособиями. А сейчас... Что-то добавлялось. Я еще не мог понять, что, но волнение, смешанное со страхом, не отпускало меня. Наоборот, это чувство росло.

Свернули на мокрый проселок. «Газик» начало бросать по ухабам. Проснулся Фролов, сказал:

— Вчера по телевизору спектакль видели? Вот дрянь-то.

Впереди была деревня — гряда ветел на околице, серые избы, в стороне — длинные коровники под белым шифером; в центре — церковь с дырявыми куполами.

— Воронка, — сказал Федя.

У меня вспотели ладони.

Перед самой деревней текла узкая речушка, вся в лозняке. Прогремел под «газиком» деревянный мосток; с него сердито поплюхались в воду утки, поплыли, крутя шеями. Пожилая женщина полоскала белье; я запомнил ее красные узловатые руки. Федя притормозил, открыл дверцу.

— Где? — спросил он.

— Вон церквушку обогни, — сказала женщина. — Там заулок по речке идет. Увидишь.

Повернули за разрушенную церковь и в глубине деревенской улицы увидели толпу. Постепенно нарастая, в «газик» стал проникать невнятный рокот голосов. И, когда мы подъезжали, я услыхал высокий женский крик:

— Ми-и-ша-а! Родненький мо-о-ой!..

До этого все было несколько абстрактно в моем сознании: убитый, убийца, надо допросить свидетелей. Женский крик придал всему реальность — мы въезжали в людскую беду, в трагедию. Вот в чем дело. Теперь я понял. Там, в Бабушкине, убитая девушка была отторгнута от жизни, из которой ее вырвала смерть. Мы не знали, не видели, как на ее гибель реагировали родные, друзья. А здесь я понял вдруг, что это самое тяжелое — не сам убитый человек (ему уже ничем не поможешь), а то, что окружает его, — родные, односельчане. Жизнь. Вот в чем дело — жизнь. Там была практика, а здесь — жизнь.

Об этом я подумал, вернее, понял, почувствовал это мгновенно. Во мне как сверкнуло.

«Газик» остановился. Мы вышли. Под ногами была мокрая трава; пронзительно пахло летней деревней, горланили петухи.

Толпа молча смотрела на нас. Женщины с недоуменными лицами; босые ребятишки держались за их подолы, некоторые плакали. Старик с длинным лицом и клочковатой сивой бородой с любопытством изучал меня; глаза его были ехидными. Кучкой стояли парни, курили. Несколько старух в длинных черных юбках с надеждой смотрели на нас. Крупный мужчина в тельняшке и спортивных брюках облокотился на руль велосипеда и часто дышал: видно, только приехал; тельняшка в ложбинке между лопаток потемнела от пота. Пацаны лет двенадцати, босые, загорелые, в рваных штанах, с пристрастием разглядывали наш «газик».

Толпа облепила жидкий плетень, а за ее спинами ничего не было видно.

К нам, растолкав людей, вышел грузный мужчина в мятом вельветовом пиджаке, в галифе и сапогах.

— Гущин, — сказал он, — Иван Матвеевич. Председатель колхоза. — У него было усталое, больное лицо, очень растерянное.

— Из уголовного розыска, — сказал Фролов, показывая председателю удостоверение и одновременно раскрывая свой фотоаппарат.

— Идемте. Там, — махнул рукой Гущин в сторону речки.

Перед нами расступились.

Я увидел три яблони, обсыпанные яблоками. Под одной из них, ближней к плетню, лежал убитый человек. В такой позе мог лежать только мертвый: одна нога прижата к груди, другая неестественно откинута в сторону; лежал он на животе, голова отвалилась набок, и из уха — так неожиданно жутко — торчала травинка. Лица я не видел. Но ясно было, что это молодой, очень сильный парень — мускулистая спина вздулась горбом. Похоже было, он пытался подняться, напрягся, да так и застыл.

Труп охраняли два милиционера. Один мне показался совсем мальчишкой, с испуганным круглым лицом; другой был пожилой, усталый и даже скучный.

Чуть поодаль стояли две женщины — молодая, растерянная, с безумными глазами, и старая, опухшая от слез, с какой-то тупой покорностью на лице. Обе стояли неподвижно, не мигая, смотрели на убитого.


Еще от автора Игорь Александрович Минутко
Шестнадцать зажженных свечей

Повесть была напечатана в журнале «Юность» в номерах 6 и 7 за 1982 год в разделе «Проза».


«Рот Фронт!»

Повесть о вожде немецкого пролетариата Эрнсте Тельмане.


Девочка из нашего класса

В этой книге помещены рассказы тульского писателя Игоря Минутко.Здесь вы прочтёте о дружбе школьников, познакомитесь с большим фантазёром и мечтателем Володей Чижиковым, который из-за своей задумчивости часто попадал впросак.Вы прочтёте о том, как ребята разводили кроликов и даже решили организовать собственную кролеферму, и об их других интересных и полезных делах.


Золотая братина: В замкнутом круге

История загадочной реликвии – уникального уральского сервиза «Золотая братина» – и судьба России переплелись так тесно, что не разорвать. Силы Света и Тьмы, вечные христианские ценности любви и добра и дикая, страшная тяга к свободе сплавлены с этим золотом воедино.Вот уже триста лет раритет, наделенный мистической властью над своим обладателем, переходит из одних рук в другие: братину поочередно принимают Екатерина Вторая и Емельян Пугачев, Сталин и Геринг, советские чекисты и секретные агенты ФСБ.


Бездна (Миф о Юрии Андропове)

Роман «Бездна (Миф о Юрии Андропове)» известного писателя-историка Игоря Минутко посвящен одной из самых загадочных и противоречивых фигур политического Олимпа бывшего СССР — Юрию Владимировичу Андропову (1914-1984), в течение 15 лет стоявшему во главе Комитета Государственной Безопасности.


Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

Имя Николая Константиновича Рериха — художника, общественного деятеля, путешественника, знатока восточной культуры — известно всем. Однако в жизни каждого человека, и прежде всего в жизни людей неординарных, всегда есть нечто глубоко скрытое, известное лишь узкому кругу посвященных. Был такой «скрытый пласт» и в жизни Рериха.Игорь Минутко пытается, привлекая документальные источники, проникнуть «за кулисы» этой богатой событиями и переживаниями жизни человека, оставившего, несомненно, яркий след в истории российской и мировой культуры.


Рекомендуем почитать
Нескучная жизнь майора Чапаева

В одном из московских отделов внутренних дел «тащит» службу майор с неприметной фамилией Чапаев. Нет! Не Василий Иванович. Зовут его Андрюхой. За плечами — командировка в горячую точку, на плечах — майорские погоны, а на груди — заслуженный боевой орден, который надевал десять раз за десять лет. У себя в ОВД майор А. В. Чапаев руководит отделом оперативного розыска. Ловит со своими «чапаевцами» бандосов и воров по горячим следам, «препарирует» сексуальных извращенцев. В общем, живет будничной жизнью одинокого опера с погонями, засадами, мордобоем и вечно пустым холодильником. Но однажды в жизни майора Чапаева случается событие гораздо более экстремальное, чем все раскрытые дела ранее, — в его жизни появляются Ксюша и ее маленькая дочь Женька.


Темные сети

Следователь уголовного розыска Миронов Виктор Демьянович, или МВД, как его за глаза называют коллеги, начинает собственное расследование теракта, произошедшего в пабе. Что за силы скрываются под псевдонимом «Н»? Кто тот загадочный чёрный человек из ночных кошмаров, которые продолжают мучить Миронова? И как ему справиться со своим новым даром предвидения? Следователь пытается найти ответы на эти вопросы. А тем временем на трассе находят истерзанного, измученного мальчика, который не помнит, кто он и откуда шел…


Имя врага

Одесса, 1966 год. В парке находят труп неизвестного мужчины. Приехавший на вызов оперуполномоченный Емельянов быстро устанавливает, что это авторитетный, трижды судимый вор по кличке Паук. А через какое-то время обнаруживают повесившегося в своей квартире знаменитого скрипача Семена Лифшица… Проводя расследование, Емельянов неожиданно для себя попадает в глубокие оккультные дебри, сталкивается с неизвестной сатанинской организацией, а также с тем, что загадочные смерти вора Паука и гениального скрипача Лифшица тесно связаны между собой.


Обрывок газеты

Книгу эту написали два автора: Иван Васильевич Бодунов - комиссар милиции третьего ранга в отставке, и Евгений Самойлович Рысс - литератор. На глазах Ивана Васильевича Бодунова прошли примечательные страницы истории борьбы Советского государства с преступностью, В его послужном списке числится ликвидация многих банд и поимка известных в свое время рецидивистов. Первые годы работы Бодунова были годами, когда советский аппарат розыска еще только создавался; годами, когда народная милиция начала одерживать первые победы над доставшимся Советской республике в «наследство» от царизма преступным миром. Люди, пришедшие на работу в уголовный розыск от станков и с фронта, учились находить и обезвреживать преступников, быть проницательными следователями и умелыми экспертами, В их рядах был и Бодунов. По его живым воспоминаниям рассказывают авторы о событиях, в которых действует главный их герой, следователь Васильев. Художник Юрий Георгиевич Макаров.


Магазинчик разбитых надежд

В лакричных цилиндре и ботфортах, в мундирчике из бежевой глазури, опираясь на трость-зонтик в красно-белую спираль и накручивая пышные усы, ранним утром последнего зимнего месяца чихал за окном больницы святого Фомы не кто иной, как сам констебль Шнапс. Больше всего констебль ненавидел простуду и голубиные авиалинии…


Дело второе: Ваше подлинное имя?

В следственном изоляторе находится "бомж", обвиняющийся в тунеядстве, мошенничестве, мелких кражах. Но Знаменскому кажется, что не так все просто в этом деле... .