Двенадцатый двор - [3]
С нашей первой встречи этот человек вызвал у меня острое, даже болезненное любопытство. Я мучительно захотел все узнать о нем.
Странно. Николай Борисович тоже потянулся ко мне, я ему стал очень нужен, я его чем-то заинтересовал. Или встревожил?
После того, как он провел меня по комнатам прокуратуры, познакомил с сослуживцами, мы опять вернулись в его кабинет.
— А вы знаете, — дружески, интимно сказал он, — вам повезло.
— В каком смысле?
И я увидел, что он хотел сказать одно и вдруг передумал.
— По слухам, в этом доме бывал Иван Бунин, — сказал Николай Борисович. — Ну, писатель, вы знаете. Особняк принадлежал вроде кому-то из его родственников. Может быть, в этот кабинет заходил он, Бунин то есть. Писал, мечтал. — Голос его был мягким, усталым. — Приятно в таких апартаментах начинать свой путь. А?
— Да, — сказал я. — Вы, Николай Борисович, тоже начинали здесь?
Его лицо потемнело.
— Нет. Я начинал в Москве. Вот что, Петя... Можно так, без отчества? В нашем городе вы пока одинокий молодой человек. Пока! — Он понимающе улыбнулся. — Приходите вечерком ко мне. Попьем чаю, потолкуем. Придете? — Правда, еле заметное, но было — было! — что-то заискивающее в его голосе.
— Приду, — сказал я.
Первые месяцы своей жизни в Ефанове я был частым гостем в доме Николая Борисовича Змейкина.
Он жил с моложавой, выхоленной, молчаливой женой в двухкомнатной квартире с окнами и балконом в тихий больничный сквер. Иногда мы выходили покурить на балкон. Под густыми липами медленно прогуливались больные в пижамах.
— Ишь, бродят, полосатики, — говорил задумчиво Николай Борисович.
Разговоры у нас бывали самые разные. И все-таки господствовала одна тема. Вернее, как я теперь понимаю, одна тенденция.
Часто Николай Борисович говорил:
— Стареет гвардия. Скоро в архив нас. — Смотрел на меня внимательно, даже пристально. — Почести, марши. А зачем мне почести, Петя? Опыт! Не скрываю: редчайший опыт для юриста. Я не имею права унести его с собой. Он принадлежит обществу.
Все это было понятно и не вызывало возражений.
«Хочешь поделиться со мной опытом — пожалуйста! Ничего не имею против. Даже интересно», — думал я.
А Николай Борисович развивал свои мысли дальше:
— И всегда, всегда надо помнить, Петя: интересы общества для юриста всегда на первом месте. Сначала интересы общества, потом — индивидуума.
Во мне начинал расти протест. Я не мог определить, против чего, и постепенно раздражался.
Это мгновенно чувствовал Николай Борисович и дружески спрашивал:
— Ты со мной не согласен, Петя?
У меня не было слов для возражений; я пожимал плечами и видел удовлетворение на его лице.
— И еще. — Николай Борисович начинал прохаживаться по комнате. — Надо всегда помнить: у нас жестокая профессия. Никаких эмоций. Логика, факты. — Он, кажется, подыскивал слова, и я ловил его изучающий взгляд. — Но всегда и в логике и в фактах должна быть поправка... — Он медлил.
— Какая поправка? — спрашивал я.
— Поправка на время, в котором мы живем. Ты со мной не согласен?
Черт! Я был не согласен, но никак не мог понять, в чем.
И он приходил мне на помощь.
— Скажи, Петя... Вот ты разбираешь сложное дело, ищешь истину. Эта истина объективна?
— Всегда объективна! — выпаливал я.
— Никогда не объективна, — спокойно говорил Николай Борисович. — Она всегда социальна. Мы с тобой служим социализму, служим классу...
«Мы с тобой...» — думал я.
— ...и только с его позиций подходим к любому делу. И добиваемся решения этого дела в его интересах.
Наверно, что-то протестующее возникало у меня на лице.
— Конечно, — быстро добавлял Николай Борисович, — оставаясь верными и фактам и логике. Но никогда... Никогда, — повышал он голос, — мы не должны забывать, что юриспруденция не объективная наука, а социальная, классовая.
Я чувствовал: он балансирует на какой-то грани, за которой для меня многое станет ясным.
Лучше меня это чувствовал сам Николай Борисович.
Он подходил к столику, наливал в высокие рюмки коньяк.
— Итак, в деле Зипатова мы остановились на показаниях его любовницы... — Он поднимал рюмку; я видел, как крепко его сильные пальцы с рыжими волосками сжимают эту рюмку. — Выпьем, и скажи мне: почему, по-твоему, она раскололась на первом же допросе?
А я весь был полон каким-то неосознанным, абстрактным протестом. Он не находил никакого конкретного выхода.
Впрочем, постепенно все-таки нашел. У меня появилась, наверно, дурная привычка дразнить Николая Борисовича, когда разговор по какому-нибудь поводу касался его жизни. И мой хладнокровный шеф быстро выходил из равновесия. В таких случаях я чувствовал его какую-то беззащитность, и она странным образом доставляла мне удовольствие.
Стажировка моя проходила успешно, уже через семь месяцев мне присвоили чин юриста третьего класса — было много работы. Теперь я имел право на самостоятельное ведение дел.
Накануне того дня, ставшего решающим в моей жизни, мы сидели у Николая Борисовича, пили черный кофе из маленьких фарфоровых чашечек. Я заметил у него эту привычку — тяготение ко всему модному: современная безликая мебель, записи ультрасовременной музыки, черный кофе для гостей, польские иллюстрированные журналы.
Повесть была напечатана в журнале «Юность» в номерах 6 и 7 за 1982 год в разделе «Проза».
В этой книге помещены рассказы тульского писателя Игоря Минутко.Здесь вы прочтёте о дружбе школьников, познакомитесь с большим фантазёром и мечтателем Володей Чижиковым, который из-за своей задумчивости часто попадал впросак.Вы прочтёте о том, как ребята разводили кроликов и даже решили организовать собственную кролеферму, и об их других интересных и полезных делах.
История загадочной реликвии – уникального уральского сервиза «Золотая братина» – и судьба России переплелись так тесно, что не разорвать. Силы Света и Тьмы, вечные христианские ценности любви и добра и дикая, страшная тяга к свободе сплавлены с этим золотом воедино.Вот уже триста лет раритет, наделенный мистической властью над своим обладателем, переходит из одних рук в другие: братину поочередно принимают Екатерина Вторая и Емельян Пугачев, Сталин и Геринг, советские чекисты и секретные агенты ФСБ.
Роман «Бездна (Миф о Юрии Андропове)» известного писателя-историка Игоря Минутко посвящен одной из самых загадочных и противоречивых фигур политического Олимпа бывшего СССР — Юрию Владимировичу Андропову (1914-1984), в течение 15 лет стоявшему во главе Комитета Государственной Безопасности.
Имя Николая Константиновича Рериха — художника, общественного деятеля, путешественника, знатока восточной культуры — известно всем. Однако в жизни каждого человека, и прежде всего в жизни людей неординарных, всегда есть нечто глубоко скрытое, известное лишь узкому кругу посвященных. Был такой «скрытый пласт» и в жизни Рериха.Игорь Минутко пытается, привлекая документальные источники, проникнуть «за кулисы» этой богатой событиями и переживаниями жизни человека, оставившего, несомненно, яркий след в истории российской и мировой культуры.
В одном из московских отделов внутренних дел «тащит» службу майор с неприметной фамилией Чапаев. Нет! Не Василий Иванович. Зовут его Андрюхой. За плечами — командировка в горячую точку, на плечах — майорские погоны, а на груди — заслуженный боевой орден, который надевал десять раз за десять лет. У себя в ОВД майор А. В. Чапаев руководит отделом оперативного розыска. Ловит со своими «чапаевцами» бандосов и воров по горячим следам, «препарирует» сексуальных извращенцев. В общем, живет будничной жизнью одинокого опера с погонями, засадами, мордобоем и вечно пустым холодильником. Но однажды в жизни майора Чапаева случается событие гораздо более экстремальное, чем все раскрытые дела ранее, — в его жизни появляются Ксюша и ее маленькая дочь Женька.
Следователь уголовного розыска Миронов Виктор Демьянович, или МВД, как его за глаза называют коллеги, начинает собственное расследование теракта, произошедшего в пабе. Что за силы скрываются под псевдонимом «Н»? Кто тот загадочный чёрный человек из ночных кошмаров, которые продолжают мучить Миронова? И как ему справиться со своим новым даром предвидения? Следователь пытается найти ответы на эти вопросы. А тем временем на трассе находят истерзанного, измученного мальчика, который не помнит, кто он и откуда шел…
Одесса, 1966 год. В парке находят труп неизвестного мужчины. Приехавший на вызов оперуполномоченный Емельянов быстро устанавливает, что это авторитетный, трижды судимый вор по кличке Паук. А через какое-то время обнаруживают повесившегося в своей квартире знаменитого скрипача Семена Лифшица… Проводя расследование, Емельянов неожиданно для себя попадает в глубокие оккультные дебри, сталкивается с неизвестной сатанинской организацией, а также с тем, что загадочные смерти вора Паука и гениального скрипача Лифшица тесно связаны между собой.
Книгу эту написали два автора: Иван Васильевич Бодунов - комиссар милиции третьего ранга в отставке, и Евгений Самойлович Рысс - литератор. На глазах Ивана Васильевича Бодунова прошли примечательные страницы истории борьбы Советского государства с преступностью, В его послужном списке числится ликвидация многих банд и поимка известных в свое время рецидивистов. Первые годы работы Бодунова были годами, когда советский аппарат розыска еще только создавался; годами, когда народная милиция начала одерживать первые победы над доставшимся Советской республике в «наследство» от царизма преступным миром. Люди, пришедшие на работу в уголовный розыск от станков и с фронта, учились находить и обезвреживать преступников, быть проницательными следователями и умелыми экспертами, В их рядах был и Бодунов. По его живым воспоминаниям рассказывают авторы о событиях, в которых действует главный их герой, следователь Васильев. Художник Юрий Георгиевич Макаров.
В лакричных цилиндре и ботфортах, в мундирчике из бежевой глазури, опираясь на трость-зонтик в красно-белую спираль и накручивая пышные усы, ранним утром последнего зимнего месяца чихал за окном больницы святого Фомы не кто иной, как сам констебль Шнапс. Больше всего констебль ненавидел простуду и голубиные авиалинии…
В следственном изоляторе находится "бомж", обвиняющийся в тунеядстве, мошенничестве, мелких кражах. Но Знаменскому кажется, что не так все просто в этом деле... .