Двенадцатый день Рождества - [27]

И вновь убежденность девушки в своей правоте была поколеблена. Однако… в свое время она тоже надеялась, что муж Сесилии обеспечит ее подруге прекрасное будущее…

— Я хочу, я жажду, чтобы вы осчастливили меня, став моей обожаемой супругой, Жизель! — От волнения голос рыцаря охрип. На мгновение Майлс умолк, а потом вдруг заключил Жизель в свои объятия. Как тепло, как надежно, невольно подумала девушка. — Я хочу тебя, и только тебя, моя суженая, потому что ты прекрасна, потому что ты добра и умна, потому что я ясно вижу, насколько чудесной будет наша жизнь, и жажду иметь от тебя детей!

Склонив голову к руке Жизель, он поцеловал ее — совсем не так, как прежде, а очень и очень нежно. С любовью. Этим поцелуем он будто подтверждал, что исполнит все данные обещания. Жизель замерла как каменная, не в силах оттолкнуть его. Страхи и предубеждения вновь всколыхнулись в смятенной душе.

Почему она сопротивляется? Почему не отдается великому блаженству просто находиться рядом? И почему, в конце концов, не соглашается на брак с этим красивым и славным рыцарем?

Великий Господь! Что же делать? Жизель чувствовала себя загнанной в ловушку. Великолепный Майлс почти покорил ее сердце, но как быть со стремлением к личной независимости? Голос разума не давал покоя. Подожди, не торопись, подумай хорошенько! — молотом стучало в голове. Можешь ли ты с уверенностью сказать, что он не станет после свадьбы другим?

Очень осторожно девушка отняла свою руку. Когда Майлс поднял голову, она встретилась с его вопрошающим взглядом.

— Сэр Майлс, я…

Нахмурившись, Бакстон кивнул.

— Понятно, миледи, — мрачно проговорил он. — Все еще сомневаетесь в моей искренности? Или находите меня недостойным того, чтобы стать вашим мужем?

— Да! Нет! Я… я не знаю.

— Довольно! — заявил Майлс. Голос его стал холоднее снега у них под ногами. — Я сделал все что мог, из шкуры вон вылезал, чтобы не сорваться, был образцом терпения. Но я не желаю служить всеобщим посмешищем и не позволю, чтобы надо мною издевалась женщина — тем более когда меня заверили, что с брачным контрактом все в порядке и осталось только его подписать!

С этими словами он резко повернулся и пошел к своему коню.

— Сэр Майлс! — вскричала Жизель.

— Нет, с меня хватит. Я устал от пустых разговоров, — бросил Майлс через плечо и взял в руки поводья. Потом все же преодолел себя и посмотрел на Жизель. Взгляд его метал молнии. — Я не мальчик, не игрушка, которой можно забавляться на досуге. — Взявшись за луку, он легко вспрыгнул в седло. — Запомните, я — сэр Майлс Бакстон, и если вы не считаете меня достойным, найдется немало благородных девиц, которые не будут разделять ваше мнение. А теперь, миледи, садитесь на лошадь. Пора присоединиться к остальным гостям. Но знайте — между нами все кончено.

Жизель настолько обомлела, что осталась недвижима. Свою тираду сэр Майлс произнес до того властным и непреклонным голосом, а глаза его горели таким яростным огнем, что сердце девушки, на мгновение затрепетав, замерло в груди.

— Не заставляйте меня повторять дважды, миледи, иначе я буду вынужден уехать один, а вас оставить тут, — глядя в сторону, произнес рыцарь.

Не сомневаясь, что он так и поступит, Жизель повернулась к кобыле. Сэр Майлс даже не шевельнулся, чтобы помочь ей, посему она подобрала юбки и вспрыгнула в седло. Затем, не ожидая дальнейших понуканий, дернула поводья и пустила кобылу рысью.

На обратном пути никто из них не вымолвил ни слова. Жизель изо всех сил сжимала дрожащие губы, боясь разрыдаться. Вскоре они присоединились к остальным всадникам.

Глава седьмая

Наступило утро одиннадцатого дня Рождества. Жизель давно лежала в постели без сна и думала лишь об одном: скорее бы закончились эти бесконечные праздники и все разъехались по домам. Обязанности хозяйки, которые вначале казались ей таким замечательным способом проявить свои способности, нынче лежали на ее плечах тяжким бременем.

В последние дни она, как всегда, была постоянно занята ставшими нудными теперь хлопотами, но по ночам размышляла о том, что произошло между нею и сэром Майлсом.

Жизель старательно убеждала себя, что состояние внутренней опустошенности никак не связано с отсутствием Бакстона и что его поспешный отъезд после той злополучной верховой прогулки не огорчил, а обрадовал ее. Да, обрадовал, думала она, ведь все, что он делал, служило лишь для достижения корыстной цели — подписать брачный контракт. Иначе пострадала бы и его гордость, его пресловутая рыцарская честь. Бакстон не предпринял никаких попыток понять ее чувства… как и она сама не смогла проникнуть в его душу.

Однако, как ни пыталась Жизель отвергнуть очевидное, всякий раз она приходила к неутешительному выводу, что вина во всем лежит на ней одной.

Девушка понимала, что совершила ошибку с самого начала, как только увидела рыцаря впервые. Нужно было вести себя с ним дружелюбнее, терпимее, а она держалась особняком, тем самым лишая его возможности узнать ее поближе. Даже рассказывая о причине, удерживавшей ее от замужества, она была похожа скорее на сварливую торговку, нежели на добропорядочную леди, что и привело к плачевным результатам.