Двенадцать тонн бриллиантов - [26]

Поезда пригородных линии без передышки выбрасывали пассажиров, приехавших из Версаля, Сен-Жермена и Аржантёя.

На стенде отправления звякали, переворачиваясь, черные таблички с названиями станций. Одно за другим красными огнями вспыхивали табло: «Внимание, поезд отправляется».

В это же время в Римскую и Гаврскую улицы, окружающие просторное здание одного из самых многолюдных парижских вокзалов, вливался новый человеческий поток: жители пригорода, возвращаясь домой, растекались по магазинам, делая последние покупки.

В подвальном этаже, где расположилась Торговая галерея, жизнь била ключом: лавочки бойко торговали, стояли очереди к продавцу вафель, к мастерицам, поднимающим петли на чулках, перед сапожной мастерской, галантерейными магазинчиками и перед «Металлоремонтом», где «в одну минуту» делают ключи.

Сладкий запах вафель причудливо смешивался с запахом тарталеток с сыром.

Наверху, в огромном зале ожиданий, люди толпились у касс, у буфетных стоек. Десятки людей собрались у Памятника Погибшим — этого традиционного места встреч.

Когда шербурский поезд трогался, один из пассажиров выглянул на перрон, запечатлевая в памяти вокзальную картину: водоворот толпы, светящиеся надписи, два огромных круглых циферблата часов — в начале и в конце кишащего людского муравейника.

Поезд отошел, и пассажир, сев на свое место, вытащил из кармана газету и просмотрел ее.

Затем этот пассажир, молодой человек в замшевой курточке, поднял голову и стал потихоньку изучать соседей по купе, их было двое: девушка, углубившаяся в чтение романа, по всей вероятности студентка, и довольно пожилой, аккуратно одетый человек, успевший уже задремать в своем углу.

Народу в поезде было не очень много: вот мимо по коридору прошла группа моряков, они смеялись и громко шутили.

Затем в проеме двери на секунду возник чей-то силуэт.

Юноша поднял голову, но это мгновенное видение он бы не сумел описать. Он даже не понял, кто это был, мужчина или женщина? Краем глаза он машинально зафиксировал лишь профиль, и через минуту ему показалось, что силуэт этот кого-то ему напоминает…

Он плавно встал со своего места и не торопясь пошел по коридору.

С беззаботным видом оглядывая все купе, он дошел до самого конца вагона.

Публика была самая обыкновенная, обычная публика, которая ездит по будним дням в довольно свободных поездах.

Обыкновенная, обычная? Что это, на самом деле, значит?

Не найдя ответа на свой вопрос, молодой человек пошел к себе в купе.

Спутники его с места не сдвинулись. Девушка, казалось, была поглощена чтением романа. Пожилой господин дремал. Голова его сонно покачивалась, подбородок опускался на грудь, потом весь он на мгновение распрямлялся и спал дальше.

Кристоф Брюнуа в свой черед откинулся на спинку сиденья и принялся размышлять, глядя на мало-помалу меняющийся за окнами пейзаж.

После заводов и больших рабочих городков индустриального парижского предместья появилась декорация, больше напоминающая деревню. За аккуратными грядками тщательно прополотых огородов показались огромные коричневые и зеленые прямоугольники — куски леса.

Весенняя Нормандия — зрелище привлекательное. Правда, уже смеркалось, и долго наслаждаться этим пейзажем Кристофу не удалось…

Может, и ехал-то он зря… Ведь, по правде говоря, ему было мало что известно о подозреваемом.

Худой невысокий темноволосый юноша с длинным узким лицом — так его описал Каролюс, когда Кристоф еще раз зашел в кафе.

Этот тип несколько раз пил кофе с учителем физики и химии, и со стороны казалось, будто их связывают дружеские чувства.

Каролюс не один раз видел, как они что-то обсуждали. О чем они говорили? Или, точнее, о чем говорил мсье Кентен? Ведь, если опять-таки верить Каролюсу, этот Джо или Жозеф ограничивался лишь тем, что слушал Филибера Кентена с почтительным вниманием.

ГОВОРИЛИ ОНИ О НАУЧНЫХ ПРОБЛЕМАХ.

Этот Джо или Жозеф устраивался на диванчике в баре Каролюса и листал научно-популярные журналы. И вероятно, по этой самой причине учитель им и заинтересовался.

По размышлении Кристоф пришел к следующему выводу: Джо или Жозеф, зная о существовании учителя Кентена И О ЕГО ОПЫТАХ, мог — если так можно выразиться — «приручить» его, прикинувшись человеком, увлеченным научными проблемами.

К тому же Каролюс сказал, что Джо или Жозеф работал в Главной электрохимической компании.

Что он там делал? Каролюс никогда этим не интересовался. Многие служащие ГЭК бывали в его заведении.

Поезд тихо отходил от Берне. Солнце скрывалось за горизонтом. По обе стороны от путей лежали зеленые нормандские поля с неглубокими бороздами. Какой-то жеребенок бежал вдоль белого забора. Этот спокойный пейзаж, казалось, был выполнен нежными акварельными красками.

Какая же следующая за Берне станция? Лизьё… Затем Кан, Байё, Карантан, Валонь…

Кристоф не видел сочных лугов долины Ож, он пытался мысленно представить себе этого худого и темноволосого человека с острым профилем, о котором ему говорил Каролюс.

Розыски, по счастью, были недолгими: Кристофу удалось найти своего старинного школьного приятеля, который работал в отделе кадров ГЭК. И этот его товарищ вспомнил некоего Жозефа Дьевиля, служившего у них несколько месяцев экспедитором и курьером. Жаловаться на него не приходилось. Ушел он из компании в конце прошлого года по каким-то личным причинам. Исчез так же незаметно, как и появился. Он сказал, что навсегда уезжает из Парижского округа, и, поскольку ему должны были переслать какие-то бумаги по социальному обеспечению, оставил этот адрес: «Старая бухточка», Гури, Манш.