«Двенадцать шагов» - [35]

Могло быть и хуже. Дэйв может быть не супер-секси, как Джарод или даже Ник Карвер, но он достаточно милый, и он меня смешил. Может быть, он поможет мне забыть Джарода.

Я совершенно провалилась в моих попытках забыть его.

Шаг Пятый:

Мы признаемся себе, нашим прекрасным братьям и сестрам, и всем остальным, что у нас тоже есть таланты. 

Глава 16

- Тебе понравится это, - говорит Дэйв, когда мы следуем за билетером на наши места в Малом Зале Любительского театра.

- Я не знаю, - говорю я. - Я никогда не была большим поклонником мюзиклов. Я предпочитаю серьезный театр, например Шекспира. Мне не понятны все эти стихийные, хореографические танцевальные номера.

- Но это часть магии.

- На самом деле? Что магического в пении, танцах и прыжках над столиками в кафе? Я должна быть впечатлена, что никто не попадает в беду? Где директор? А где же плохие танцоры? Ты действительно веришь, что каждый человек в этой школе был классически подготовленным танцором? Нет ни одного ребенка с двумя левыми ногами?

Дэйв смеется.

- Может, плохие танцоры убегают и прячутся, когда начинается музыка?

- Ладно, а откуда все остальные актеры, которые знают слова всей песни, которую только главный герой поет? Они экстрасенсы, а также профессиональные певцы и танцоры? Где они прячут полный оркестр, который пинают, когда чувствуют тягу к пению? И если они так талантливы, что они делают, тратя свое время в каком-то захолустной школе в середине Нигде? Почему они не объединились, чтобы покорить Бродвей? Мюзиклы настолько нереалистичны.

- Правда? Ты никогда не срывалась под спонтанную песню со всеми своими друзьями в качестве подтанцовки, когда вы едите, особенно вкусный сандвич с тунцом? Это происходит со мной все время.

Гаснет свет и публика затихает, прежде чем я могу придумать остроумный ответ, так что я откидываюсь назад в кресло, и обращаю свое внимание к сцене. Дэйв наклоняется через подлокотник и шепчет.

- Я думаю, что хотя бы этот тебе понравится. «Призрак оперы» - не знает себе равных.

Музыка наполняет театр, когда оркестр играет первые ноты, и занавес поднимается, чтобы показать пыльный, старомодный театр. В тусклом свете, в середине сцены появляется группа исполнителей. Я не могу понять, что происходит. Кажется, что они начали с середины пьесы или что-то типа того. Я наклоняюсь, чтобы спросить Дэйва, пропустили ли мы первый акт. Но потом, какой-то парень требует «немного освещения», и люстра в центре сцены вспыхивает.

Оркестр заиграл мелодию, которая пробирает меня насквозь, и я прислоняюсь к креслу, погружаясь в преобразование, что происходит на сцене. Бледное, размытое освещение сменяется яркими прожекторами, и я совершенно забываю про Дэйва и всех остальных, пока теряюсь в Париже в начале ХХ века. Это намного лучше, чем ходить в кино. Даже Шекспиру, возможно, будет сложно конкурировать с запоминающимися мелодиями.

Я не думаю, что когда-либо скучала в театре, но чувствую, что могла бы шагнуть прямо в действие, чтобы стать частью трагической истории Кристины.

Я не ходила в Малый Любительский театр после катастрофического вечера с «Много шума из ничего», когда пыталась сказать Джароду, что он мне нравился, но он ушел с Лаиной, прежде чем я успела что-либо сказать. На самом деле, с тех пор я избегала всех выступлений Джарода. Я согласилась только на эту дату, потому что Джарод был очень занят руководя школьным спектаклем, и не пробовался на роль в «Призрак оперы».

Спустя три часа, когда музыка затихает и падает занавес, Дэйв сжимает мою руку. Я смотрю вниз на наши переплетенные пальцы и удивляюсь, сколько мы уже держимся за руки.

- Это было весело. Спасибо, - я непринужденно убираю руку и тянусь за своей сумочкой.

Мы следуем за толпой, выходящей из театра, но Дэйв останавливается, когда мы добираемся до лобби. Он тянет меня в сторону комнаты и указывает на большой плакат.

- Они устраивают прослушивание для «Золушки» завтра утром. Ты должна пойти.

- Что? - мой голос слишком громкий, и несколько голов поворачиваются в нашу сторону. Я жду, пока они не потеряют интерес, а потом пробую снова. - Нет. Играть на сцене не совсем моя вещь, и я не пою.

Он наклоняет голову набок и изучает меня.

- Ты пытаешься быть скромной, или ты забыла свою зрелищную игру в качестве Мавис – поющей жабы в нашей постановке в пятом классе?

Я смеюсь.

- Это было давным-давно. Я больше не отдыхаю на листьях кувшинок. И уже давно никто, кроме моей насадки для душа, не слышал, как я пою. Но даже Мавис – поющую лягушку полностью затмил Сирил – танцующий бурундук.

- Ну, ты должна признать, я был милым, маленьким грызуном, - говорит Дэйв. - Но я только танцевал. У тебя отличный голос. Давай. Ты знаешь, что хочешь этого.

Я чувствую, как мои щеки горят под его взглядом, и рискую полностью потерять самообладание. Я прислоняюсь к стене в моей лучшей позе «мне-так-скучно», и понарошку подавляю зевок.

- Правда. Это не мое. Было весело сегодня вечером, но я не собираюсь скакать по сцене в вычурном костюме, притворяясь тем, кем я не являюсь. Я переросла необходимость играть понарошку.

- Видишь? - Дэйв смеется. - Ты естественная. Ты можешь переходить от одной фальшивой эмоции к другой без усилий, заставляя почти всех вокруг тебя поверить, что ты это серьезно. Это актерская игра. Профессиональное качество.