Двенадцать подвигов Рабин Гута - [4]

– А вам, Андрей Гаврилович, должно быть стыдно с подчиненными в игрушки играть! Все-таки вы мой заместитель и должны вести себя соответственно. Так сказать, показывать сотрудникам пример чести и достоинства милицейского мундира. А вы что тут за балаган устроили? – грозно поинтересовался то ли лейтенант, то ли подполковник. Попов от изумления просто закаменел. – Будьте добры, наденьте майорские погоны обратно на плечи, – не обращая внимание на ступор Андрея, закончил свою тираду Матрешкин. – А то, как клоун, Гаврилыч, выглядишь, ей-богу!

– Все, приехали, – обреченно подал голос мой Сеня. – Ну а я в этом бардаке чем занимаюсь?

– Ты чего, Рабинович, охренел совсем? Допился до ручки? Совсем бордель от службы уже не отличаешь? – заверещал в ответ новоявленный начальник отдела. – Скажи еще, что и ты не знаешь, что такое ППС! И потом, тебе сколько можно говорить, что собаку таскать на работу запрещено?! Тут тебе не зоопарк в джунглях, а государственное учреждение. Отведи своего пса домой и через пять минут придешь ко мне в кабинет за выговором!

Постойте, постойте! Это как это меня домой отвести? Я, между прочим, на службе лучшие молодые годы загубил, за всякими ворами, убийцами и насильниками по злачным местам гоняясь да среди футбольных фанатов порядок поддерживая. Я, Матрешкин, не меньше твоего прав имею в этом отделе находиться!

– Фу, Мурзик, – как всегда, оборвал меня Сеня. Уж и слова не скажи! Пришлось заткнуться. А Рабинович посмотрел на ошалевших друзей. – Пошли отсюда, ребята!

– Вот именно! Марш все трое домой переодеваться, – рявкнул Матрешкин, видимо, для самоутверждения. – Чтобы через час были в отделе в надлежащем уставу внутренних дел виде. – А затем заорал, переводя глаза с одного сотрудника нашего отдела на другого: – А вы что уставились, будто в цирк пришли?! Дел ни у кого нет или выговор получить каждый хочет? – и, не дожидаясь ни от кого ответа, круто развернувшись, скрылся в глубине помещения.

Сеня, покачав головой, несколько секунд безмолвно смотрел Матрешкину вслед, а затем подобрал с пола поводок, который я из зубов выплюнул, когда пытался новому «подполу» политику партии разъяснить, и, дернув меня за собой, направился к выходу. Ваня Жомов зло осмотрел всех присутствующих в аквариуме наших коллег – если после всего случившегося их так можно было назвать! – а затем пошел за Рабиновичем. Последним, задумчиво почесывая лысину на макушке, из отдела вышел Андрюша.

Мы понуро брели обратно от отдела внутренних дел к нашей с Сеней квартире. Настроение у всех было подавленное, да оно и понятно. Кому это приятно снова оказаться обманутыми? Ну вы сами посудите, разве похоже это безобразие на наш родной мир? Жомов – эксперт-криминалист, Попов – зам начальника отдела, мой Сеня – пэпээсник, а я и вовсе в органах не служу. Нет, определенно, это нонсенс! Ну, удружила нам эта дурацкая старуха со своими снежками. Домой вернула, называется! А тут домом и не пахнет, как ни принюхивайся. А я еще голову ломал, почему мне все вокруг странным кажется? Раньше следовало догадаться, что нас снова в какую-то параллельную вселенную занесло. Вот только где же тогда Горыныч? Наверное, в какой-нибудь кунсткамере заспиртованный плавает? Жалко. Он мне иногда даже нравился!

Судя по всему, моих ментов одолевали те же самые грустные мысли, поскольку шли они молча и голов от земли не поднимали. Ну чистые питбули на прогулке. Разве что морды не такие тупые. Все трое передвигались, еле переставляя ноги, и никто не произносил ни слова. Лишь Ваня Жомов пару раз порывался что-то сказать. Но, каждый раз запутываясь в дебрях своего словарного запаса, лишь махал рукой и продолжал путь молча.

Не доходя до дома, Сеня уверенно свернул к дверям гастронома. Что, собственно говоря, и следовало ожидать, поскольку мой хозяин был абсолютно нормальным человеком и, испытав два жесточайших разочарования за пару часов, просто не мог не напиться. В винном отделе Рабинович самым безжалостным образом обчистил карманы своих друзей и купил две бутылки водки. После недолгих раздумий он приобрел и третью. Жомово-поповских денег на закуску не оставалось, а своих было жалко, поэтому Сеня решил разносолов не покупать. Дома он выудил из холодильника две банки кильки в томатном соусе и соленые огурцы, которые тетя Соня прислала еще к прошлогоднему Дню милиции. В этом году она ограничилась поздравительной открыткой без марки, которую, видимо, бросил к нам в почтовый ящик кто-то из ее знакомых, случайно оказавшийся в наших краях.

Рабинович разложил все это съестное великолепие (и открытку в том числе!) на столе, высыпал мне в миску остатки «Педигри» и широким жестом пригласил всех к столу.

– За что выпьем? – наивно поинтересовался албанский мальчик Попов. Я, лежа под столом, буквально всей шкурой почувствовал, что мой Сеня собирается сказать очередную гадость, но он почему-то сдержался.

– За победу наших на зимних Олимпийских играх, – меланхолично ответил Рабинович.

– Каких наших? – жомовская рука с рюмкой застыла на полдороге ко рту.

– Сборной Израиля, – не меняя интонации пояснил Сеня.