Двенадцать - [31]

Сев наконец просителем в приемной, Макс не без напряжения прикидывал, как ему построить разговор с директором о разрешении съемок.

— Вас просят, — сказала ему улыбчивая секретарша в сари.

Через минуту он уже сидел перед высоким, внушительного вида мужчиной под шестьдесят, седобородым и в роговых очках. В. С. Найпул был здесь директором уж больше двадцати лет. Из разговора с ним явствовало, что он до сих пор не утратил природного любопытства, благодаря которому получил энциклопедические знания и важный пост. Глаза его источали задумчивую мудрость.

— Наша политика не допускает в музее никаких съемок, — непринужденно сказал он. — Многие экспонаты здесь требуют крайне бережного обращения. Их нельзя без необходимости перемещать. Иначе можно повредить так, что потом не восстановишь. Напротив, древности надо беречь как зеницу ока для науки и народа. Так зачем, спрашивается, их снимать, в том числе и вам?

Макс, тщательно взвешивая слова, заговорил.

— Возможно, вам и не следует позволять нам снимать, — сказал он откровенно. — Пройдясь сегодня перед нашей встречей по залам, я обратил внимание, насколько уникальны, поистине бесценны некоторые экспонаты. В Йельском университете я изучал литературу и антропологию, исследовательской работой занимался в отделе редких книг, в библиотеке кампуса. Там фотосъемка тоже запрещена. Но иногда, в крайне редких случаях, исключения там все же допускаются. Я полагаю, что наш фильм, название которого «В поисках древних тайн», для вашего музея как раз такой случай.

— А почему, собственно? — не уступал В. С. Найпул. — Что в вашем фильме такого особенного?

— Частично то, что его целью, помимо прочего, является показ передовых технологий древних цивилизаций, — без утайки сказал Макс. — Наши исследования показывают, что здесь, у вас в музее, хранятся древние тексты на санскрите, где описывается существование в древней Индии летательных аппаратов. Нам хотелось бы заснять эти тексты и взять интервью у специалистов, которые могли бы подтвердить, что данные аппараты действительно существовали.

Губы Найпула тронула улыбка.

— Я сам специалист по санскриту и читал эти тексты. О летательных аппаратах в Индии знали более тысячи лет назад. Здесь, в музее, самая ранняя ссылка на них обнаружена в тексте пятнадцатого века, но лично мне известно и о других древних рукописях, где во множестве приводятся чертежи и описание рабочих свойств этих машин.

Он рассказал Максу, как в годы учебы в Оксфорде сокурсники нередко над ним подсмеивались за то, что он упорно твердил: летательные аппараты впервые были созданы не в американском Китти Хоук, а в Индии. В тех музейных текстах, по его словам, были и чертежи. Однако на то, чтобы тексты предстали перед посторонними глазами, необходимо вначале получить разрешение от хранителя материалов пятнадцатого века. Если тот не будет против, то директор сделает исключение и разрешит съемки фильма.

Макс разволновался. Цель ощутимо близка! Однако ему приходилось делать поправку на цейтнот. Письмо с разрешением необходимо предоставить завтра и никак не позднее.

Вызванный хранитель был представлен гостю как Б. Н.

Этот до поры поседевший человек лет тридцати говорил очень тихо и обращения был самого тонкого. Он учился в Бостонском университете, особый упор делая на математику и антропологию. Но страсть к археологии в конце концов все же возобладала.

По совпадению, он обучался у профессоров, которые преподавали и в Йельском университете. Получается, с Максом они проходили считай что одну и ту же школу жизни. Это их обоих тут же сблизило.

Для посещения музей был уже закрыт, и Б. Н. мог без спешки, обстоятельно ознакомить гостя с залом, где экспонировались материалы пятнадцатого века. Манускрипт оказался во вполне сносном состоянии, и перед Максом предстали свитки с чертежами древних летательных аппаратов.

Б. Н. заверил Макса, что разрешение на съемки директор даст. Завтра, мол, можно будет его забрать. Затем он пригласил гостя к себе домой на ужин.

— Думаю, моя семья будет рада знакомству с тобой, — тепло сказал он. — Но нам надо поторапливаться на поезд.

Впечатление было такое, будто на вокзал съехался весь город. Сноровисто лавируя в толпе, Б. Н. вышел к нужному поезду и протиснулся в полукупе с восемью забронированными местами. Там уже устроились шестеро браминов, которых Б. Н. поприветствовал как старых знакомых по бессчетному числу совместных поездок.

Менее удачливые пассажиры сидели на полу в проходах. Были и такие, кто разместился на крышах вагонов, цепляясь за все подряд при судорожных толчках и кренах на ходу состава, что происходило часто и регулярно.

Макс и Б. Н. сошли минут через сорок в небольшом городке, улочки которого отродясь не знавали мостовой. Всюду сновала ребятня. Дети катались на великах, играли. Все они дружно озирались на светлокожего незнакомца. Кое-кто даже пытался потереть ему руку. Может, сверху она присыпана чем-то белым, а внизу нормальная, как у всех, смуглая кожа?

Б. Н. то и дело перекидывался с ребятней шутками.

— Мы с тобой отъехали от Нью-Дели всего на двадцать миль, — пояснил он Максу. — Но ты первый белый, которого они видят. Ребята думают, что таким бледным быть просто нельзя. Ты прикидываешься или болен. Школы здесь на примитивном уровне. Кроме нашей семьи и еще кое-кого из брахманов, дети и взрослые живут здесь крайне изолированно, об остальном мире почти ничего не знают. А уж об Америке они и слыхом не слыхивали.