Две жизни - [52]

— Зачем вы все это говорите? — вскричал Зацепчик.

— Чтобы вы знали симптомы энцефалита.

— Пошли вы к черту!

— Мало нам было завалов, всяких перекатов, бессолия, так еще энцефалит на закуску. А ты, Алеша, вышел бы, отряхнулся, — может, из лесу до черта натащил этих клещей, — сказал Коля Николаевич.

— Действительно, и зачем входить в палатку не отряхнувшись? — брезгливо глядя на меня, сказал Зацепчик. — Идите, идите и стряхните с себя все!

— Да ничего у меня нет...

— Это бесполезно, — сказал Зырянов, — переносчиками вируса могут быть и комары.

— Комары? — Зацепчик беспомощно развел руками. — Что ж делать, товарищи?

Нет, такого хохота я уже давно не слыхал. Смеялись так, что пламя у свечей качалось из стороны в сторону. Но этот смех нам не обошелся даром. Полог палатки откинулся, и в проеме показался Афонька.

— Что вам? — спросил Мозгалевский, переставая смеяться.

— А то, что так можно греготать, только пожравши с солью.

— Как вам не стыдно! Неужели я смог бы утаить от рабочих соль? Не ожидал от вас.

— А чего ж тогда так весело? — уже несколько растерянно спросил Афонька.

— А разве это плохо? Вы напрасно надаете духом. Скоро прилетит самолет, поможет нам Костомаров, вернется Соснин, все наладится. Идите и успокойте рабочих. Между прочим, можете объявить: завтра выходной.

Зацепчик, забравшись под марлевый полог, тщательно осмотрел все уголки, куда бы могли забиться комары, затем прижал концы марли к земле камнями и, не раздеваясь, улегся. Я уже стал засыпать, когда он сказал:

— Странная вещь: проектировщики живут в домах, а получают коэффициент и нагрузку такую же, как и изыскатели. Спят в нормальных постелях и не боятся никаких клещей. А тут рискуй жизнью, и во имя чего, спрашивается? Почему один должен рисковать, а другой нет? Алексей Павлович, вы спите?

Я не ответил.

— Коренков, спите?

Я опять промолчал. Меня уже тянуло в сон.

— Кошмар, — сказал Зацепчик.

Утром он вышел к реке, снял с себя рубаху, повертелся, подставляя то спину, то грудь солнышку, и только хотел было опустить руки в воду, как заметил с левой стороны, под мышкой, какой-то желвачок. Потрогал его, поднял руку, заглянул, чуть ли не вывернув шею, и закричал. Под мышкой у него висел раздувшийся грязно-зеленоватый клещ.

Единым прыжком Зацепчик метнулся к палаткам и с высоко поднятой рукой подбежал к Мозгалевскому.

— Вот, вот, смотрите! — задыхаясь от ужаса, проговорил он.

Зацепчика окружили, стали рассматривать. У него из-под мышки торчал куст рыжих волос.

— Ерунда, — авторитетно заявил Мозгалевский. — Почему непременно этот клещ должен быть энцефалитным? Успокойтесь, Тимофей Николаевич.

Но Зацепчик не мог успокоиться. Его била нервная дрожь.

— Покажите-ка, — сказал по-деловому озабоченно Зырянов.

Зацепчик покорно поднял руку.

— А мы его вот так, — сказал Зырянов и, ухватив, с силой рванул.

Зацепчик взревел.

— Зачем? — орал он.

— А вам зачем? — улыбнулся Зырянов. — По-моему, это самый обыкновенный клещ.

Но Зацепчик не верил никому. Вокруг него толпились рабочие. Кто-то принес Зацепчику с берега одежду, но он не стал одеваться, взял ее в охапку, ушел в свою палатку, лег, закрывшись с головой одеялом.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я,

Тетрадь пятнадцатая

— Плохо... Мерил температуру. Уже поднимается. Тридцать шесть и девять...

— Так это ж нормальная.

— Не спорьте...

Тут вошел Мозгалевский:

— Как самочувствие?

— Пока трудно сказать, — слабым голосом отвечал Зацепчик. — Изучаю себя...

— А Яков-то поправился...

— Уже? — Зацепчик приподнялся.

— Да, у него, видите ли, было совсем не то. Оказывается, он ест сырые грибы, но не все же грибы можно есть сырыми.

— Вот как! — обрадовался Зацепчик и взлохматил от радости волосы. — Знаете, мне кажется, что и у меня не то. Я себя чувствую нормально, к тому же зверски хочу есть...

— Ну и чудненько! Если вы к тому же не пожалеете для себя рюмки, водки из своих неприкосновенных запасов, то тем более будет все замечательно.

— Да, да, водка у меня есть, и для себя я рюмки не пожалею.

— Может, и Якову дадите? — сказал я.

— Зачем же ему, если он поправился? — сердито ответил Зацепчик.

Да, бывает так, что человек с первого взгляда не понравится, и этому первому восприятию надо верить. Но потом как-то привыкаешь, сближаешься, и человек вроде становится и ничего. Но рано или поздно плохое все равно в нем прорвется. Иначе не может быть. Если уж человек плох, то он должен обязательно сделать плохое. Без этого он не может. Я не хочу разочаровываться в изыскателях. По-прежнему они для меня люди мужественные, честные, сильные. Но, как и всюду, встречаются среди сильных, настоящих людей люди плохие. Зацепчик плохой.

Все это произошло в наш выходной день. К общей радости, день солнечный, ни ветерка, ни тучки. Мозгалевский разложил на земле всю свою канцелярию, сушит. Я выкупался и хожу во всем чистом.

— А ты красивый, Алеша, — говорит Тася.

— Это я знаю.

— Смотри ты, какой хвастун!

— Почему хвастун? Как есть, так и говорю.

— Покажи свои глаза.

Я повернулся к ней.

— По-моему, хорошие глаза у тебя, — говорит Тася, — а Шуренка говорит, что они у тебя блудящие.

— Какие?

— Блудящие. Это она так сказала.