Две жизни - [7]

— Если бы она была обычной туристкой, ты проводил бы ее до ворот и отправил восвояси.

— Ну, мне показалось, что я где-то видел ее раньше, наверное по телевизору. Подумал, что она репортер. Поэтому и решил привести сюда. Вдруг вы захотели бы побеседовать с ней. — Генри Ормонд нетерпеливо тряхнул головой, и Питер поспешно продолжил: — А когда я принес вам чай, то вспомнил, кто она. Примерно год назад в газетах на первых полосах прошли сообщения о том, что на исследовательницу и журналистку, участвовавшую в съемках сериала о жизни подводной фауны, напала акула.

Так вот откуда эти шрамы! У Генри кровь застыла в жилах.

— Как ее зовут?

— Рут Фарли. Некоторое время назад ее фотографии часто появлялись на обложках женских журналов. Но после несчастного случая она, естественно, потеряла работу. — Питер передернул плечами. — Кстати, — продолжил он, — я не собирался выкручивать ей руки. Просто она чуть было не упала в озеро — потеряла равновесие, затряслась, побледнела как полотно. Я перепугался, ну и схватил ее за руку. Может, немного не рассчитал усилий, но я не хотел причинить ей вреда, — заверил Питер.

— Видимо, после того несчастья у нее водобоязнь, — задумчиво проговорил Генри.

— Да, наверное. Но ведь в наших озерах нет акул.

Генри было засмеялся, но тут же оборвал смех и сухо сказал:

— Не все так просто… Ну ладно, вернемся к делам.

— Когда подавать обед? — поинтересовался Питер.

— В восемь, — ответил Генри и стал читать длинную телеграмму, лежавшую поверх всех бумаг. Он так увлекся, что вряд ли услышал, как за Питером закрылась дверь.

Часом позже он встал из-за стола и вышел на террасу. Солнечные блики танцевали на водной ряби, голубой, как оперение зимородка. В памяти встал образ той девушки.

Она чем-то глубоко тронула его.

Генри приходилось знавать и гораздо более изысканных женщин. Их улыбки, походка, жесты и телодвижения словно кричали: смотрите, какие мы сексуальные. Эта девушка была совершенно не похожа на них. Несмотря на соблазнительное тело, чудесные золотистые глаза, Рут нельзя было назвать красавицей в привычном смысле слова. Наверное, в этом-то все и дело — в непривычности, неординарности…

Генри вспомнил, каким негодованием поначалу полыхали эти янтарные глаза; его не могли скрыть даже длинные темные ресницы. А эти волосы! От них мог бы свихнуться любой мужчина! Но не я, мое сердце бьется ровно, самонадеянно подумал Генри и тут же почувствовал жгучее желание увидеть эти волосы рассыпанными по подушке, почувствовать, как распахнутся ее губы навстречу его поцелуям.

Когда впервые встретились их глаза, Генри словно ударили в солнечное сплетение. Вот и сейчас, словно наяву представив лицо Рут, мягкие, женственные изгибы ее тела, гордую осанку, он чуть не потерял сознания от дикого, яростного, совершенно неуправляемого желания. Руки его, лежавшие на перилах, сжались с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

Почему он так реагирует на нее? Ведь Рут не прибегала ни к каким женским уловкам, чтобы разжечь эту страсть. Да, она казалась простушкой. Но за внешней незатейливостью чувствовались и очарование, и сильный характер, и неиссякаемая энергия.

Интересно, а что увидела Рут, когда впервые посмотрела на меня? — подумал Генри.

Он слегка поморщился. Наверняка, то же самое, что и он, когда каждое утро, бреясь, смотрел на себя в зеркало, — на его лице отчетливо была написана вся его древняя родословная. А между тем девушка явно взирала на него с недоверием.

Все в Рут — и ее холодность, и золотистые глаза, и нежное тело, и шелк волос — разжигало в нем примитивные, чисто мужские инстинкты. Изящные линии ее шеи, тонких запястий заставляли его замирать от страсти.

Качественно иное чувство, хотя столь же сильное, вызывал у Генри жуткий шрам на ее ноге. Когда она начинала прихрамывать, когда ее лицо искажалось от боли, у него возникало острое желание немедленно броситься на помощь, защитить от невзгод. Он не переставал удивляться себе. Такого с ним еще никогда не бывало.

Да, конечно, Генри был страстным человеком, но всегда прекрасно контролировал свои эмоции. И хотя он не давал обета воздержания, но мог, как ему казалось, спокойно прожить без женщин. Тем более, что к этому времени у него сложилось весьма нелестное представление о них. Особую неприязнь вызывали записные красотки.

Но когда сегодня он открыл дверь в холл и увидел Рут, стоявшую спиной к нему, Генри почему-то сразу обдало жаром при виде ее длинных ног и маленьких округлых ягодиц, едва прикрытых короткими шортами.

Чертовски бередит даже сейчас, подумал Генри, язвительно улыбнувшись собственным мыслям. Бросив последний взгляд на озеро, он вернулся в комнату и, встав у стола, принялся бесцельно перебирать разложенные на нем документы. Мозг занят совсем не тем. Надо собраться.

У него масса гораздо более важных проблем, над которыми стоит подумать. Собственно, за этим он и приехал сюда: чтобы хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию.

И впервые за долгое время его ум — обычно острый и холодный, отточенный на выработке политики компании и составлении тысяч договоров, — отказывался подчиняться.