Две жизни - [85]

Останавливаясь на этих ярких страницах истории 6-й армии, я не могу не отметить заслуг таких ее участников, на которых лежала деятельность, малозаметная с первого взгляда, неблагодарная и очень трудоемкая, но в высшей степени влиявшая на успешность всех боевых действий армии. Я имею в виду военных инженеров армии и их армейского начальника, скромнейшего товарища Фирсова; военно-санитарных работников, руководимых благороднейшим самоотверженным коммунистом Христофоровым, и военных связистов, с таким колоссальным трудом налаживавших связь на огромных пространствах Северного фронта.

Всеобъемлющую нужду в военно-инженерном искусстве и в военно-саперном деле легко поймет каждый, ибо нельзя представить себе нормальной деятельность войск без технической помощи, особенно в тяжелых условиях Севера.

Диву даешься и при мысли о том, как мог Христофоров со своими малочисленными помощниками врачами умудриться в тяжелейшие 1918–1919 годы всеобщей разрухи и недостатка во всем предохранить от неминуемых, казалось бы, эпидемий Северный фронт — эту чуть ли не единственную в республике котловину, в которую свозились больные, раненые, пленные со всех фронтов. И надо быть такой случайности, чтобы Христофоров, уберегший у себя на фронте сотни тысяч людей от этих эпидемий, сам погиб от тифа, едва попав на другой фронт!

Вспоминая товарищей, составлявших командование армии, хотелось бы сказать, что это были русские люди, любившие свою землю и свой народ. Хотя они и делали ошибки, как люди, но искренне стремились к благу Родины и соединяли в этом едином стремлении все свои усилия. Мы никогда не закрывали глаза на взаимные недостатки, но всегда при этом помогали друг другу. Я помню, как Орехов ругал меня за расточительность, когда я вздумал заказать себе кожаную куртку. Еще более памятны мне острые разногласия мои с Кузьминым, когда он вздумал вмешиваться в мои оперативные распоряжения, а я на них ответил телеграммой главкому с просьбой снять меня с должности и заменить Кузьминым. В ответ я получил от РВС Республики телеграмму, одинаково удовлетворившую и меня и Кузьмина: «Продолжайте спокойно работать. Советское правительство смотрит на вас как на одного из надежнейших защитников Республики».

Кузьмин вслед за этой телеграммой был назначен на другой фронт, что несколько позже не помешало ему просить о возвращений в 6-ю армию, а мне — согласиться на его просьбу. При расставании Кузьмин подарил мне свою брошюру «Чему учились под огнем врага» (1921 год) с надписью: «А. А. Самойло — первому, кто ознакомил с принципами военной науки».

Теплым и трогательным было мое прощание со своими товарищами по Революционному Военному Совету армии, когда я, закончив командование, уезжал из 6-й армии. С Александром Михайловичем Ореховым мы обнялись со слезами на глазах: я как бы предчувствовал скорую, безвременную кончину этого простого, прямого, искреннего человека.

Когда я вспоминаю товарищей Ветошкина и Орехова, их неутомимую деятельность по воспитанию комиссаров полков и дивизий, по насаждению железной дисциплины и порядка в частях, то невольно думаю о том, что именно таких энергичных, отдававших себя целиком борьбе политработников имел в виду В. И. Ленин, когда говорил, что без военкома мы не имели бы Красной Армии.

С М. К. Ветошкиным мне привелось после почти 35-летней разлуки встретиться совсем недавно — в 1955 году. Мы, конечно, не сразу узнали друг друга: годы сделали свое. Но как приятна была мне эта встреча! Мы живо вспомнили дела давно минувших дней, нашу незабываемую 6-ю армию…

Недавно в связи с пятидесятилетием общественно-политической деятельности и в ознаменование активного участия в революционном движении правительство наградило Михаила Кузьмича, ныне профессора, доктора исторических наук, орденом Ленина.

* * *

Как может видеть читатель, у меня не было оснований быть неудовлетворенным ходом событий на фронте, которым я командовал. Приближение весны 1919 года с радужными надеждами на успешные северодвинские операции, неразрывно для меня соединявшиеся с надеждами на освобождение от интервентов Архангельска, еще более подымали мое оптимистическое настроение. Помню, что, глядя из окна штаба на хлопоты начальника снабжения около посаженной им яблони, я размышлял о том, как обеспечить плодотворные результаты предстоящих операций.

Мне не приходило, однако, в голову, что непредвиденное событие может разрушить мои надежды так же, как одна холодная ночь может уничтожить все заботы о яблоне.

Это неожиданное событие в моей жизни и наступило в конце апреля 1919 года.

Костяев, начальник штаба главкома, мой товарищ по Генеральному штабу, вызвал меня к прямому проводу и от имени главкома предложил принять должность командующего армиями Восточного фронта вместо снимаемого с этого поста С. С. Каменева. Костяев добавил, что на мое место решено поставить Глаголева, работающего на Туркестанском фронте.

Как ни неожиданно для меня было это предложение, я тотчас представил себе всю его нелепость. Как можно было в критический момент самых горячих боевых действий снимать с должности командующего — пусть даже виновного в боевой неустойке, но держащего в руках все нити такого сложного аппарата, как управление фронтом! Эта нелепость неизмеримо вырастала в моих глазах оттого, что на замену Каменева выдвигался человек со стороны, находящийся совершенно не в курсе событий на фронте, не знающий войск и их начальников, не знающий ближайших сотрудников. Наконец, предложение было и противозаконно, так как замещать командующего можно лишь его начальником штаба как единственным человеком, стоящим в курсе дел и могущим без перерыва руководить боевыми действиями.