Две жизни Лидии Бёрд - [6]

Фредди исчезает в ванной, а я сажусь в постели и отбрасываю одеяло, когда слышу шум воды.

– Что со мной происходит? – шепчу я, спуская ноги на пол, как какой-нибудь пациент в больнице после операции на открытом сердце.

Потому что я чувствую именно это. Словно кто-то вскрыл мне грудь и массировал сердце, заставляя его вновь забиться.

– Это нереально. Я не верю в магию. – До боли прикусываю нижнюю губу и чувствую металлический вкус крови.

Фредди появляется из ванной в облаке пара, застегивая рубашку и заправляя ее в брюки.

– Лучше мне поспешить. – Он снова берет телефон. – Чай заваришь? Если потороплюсь, успею на поезд.

Мы выбрали этот дом в городе как раз ради таких случаев: когда опаздывали по утрам, Фредди радовался, что станция – прямо за углом. Его работа в городском центре Бирмингема требовала много времени, так что чем меньше он тратил его на дорогу, тем лучше. Мои собственные ежедневные поездки куда короче: десять минут – и я на автомобильной парковке у офиса.

Я любила наш дом. Он напоминал мне что-то из детских книжек. Считалось, что он самый старый в городе. Дом, наполовину деревянный, наполовину кирпичный, приютился в конце Хай-стрит. Вообще на хаотичной Хай-стрит много похожих строений; наш маленький городок в Шропшире очень древний, и он отчаянно гордится тем, что его история восходит ко дням Вильгельма Завоевателя. О том, что значит вырасти в таком городке, можно долго говорить. Многие семьи жили здесь из поколения в поколение, от колыбели до могилы. Конечно, подобный образ жизни не для всех: далеко не каждый хочет, чтобы соседи всё знали о нем, но в этом есть также и красота, и уют. Особенно когда кто-то попадает в беду.

Дом привлек нас не только расположением. Мы осматривали его в выходной, ранним весенним утром, и солнце как раз поднялось на идеальную высоту для того, чтобы показать нам медового цвета камень и глубокое окно эркера. Мы оценили террасу, и даже странная планировка дома нас не отпугнула. Здесь не было ни одной прямой стены или двери, что лишь добавляет очарования, доказывала я каждый раз, когда Фредди стукался лбом о низкую притолоку кухонной двери. Мне нравилось думать, что этот дом всеми своими облезшими досками и уютным беспорядком похож на коттедж Кейт из фильма «Отпуск по обмену». Именно этот образ я старательно поддерживала, отыскивая всякую всячину на гаражных распродажах и блошиных рынках. Периодически Фредди пытался обуздать меня, поскольку предпочитал вещи более современные. Однако эту битву он всегда проигрывал: мой сорочий глаз обожал симпатичные вещицы и выхватывал их в любой мешанине.

Пару дней назад, когда я заставила себя одеться и дойти до винного магазина, чтобы пополнить запасы алкоголя, я вдруг поняла, что не хочу возвращаться домой. Я впервые почувствовала такое с того самого утра, когда мы получили ключи. От моего сердца откололся еще один кусочек при осознании того, что это здание больше не мой дом. Я никогда бы и не подумала о том, чтобы продать его, но в тот момент словно отдалась течению, пошла в противоположном направлении и дважды обогнула детскую игровую площадку, прежде чем смогла пойти в сторону дома. А потом, как ни странно, едва очутившись внутри, утратила желание выходить снова. Я сплошное противоречие, нечего и удивляться, что мои родные жутко беспокоятся обо мне.

Это был наш дом, а теперь он стал моим, хотя мало было радости в том, чтобы в двадцать восемь лет освободиться от ипотеки, если при этом я осталась и без Фредди тоже. В свое время по совету нашего финансового консультанта мы оформили при покупке дома совместный полис страхования жизни. Мысль о том, что с кем-то из нас может что-то случиться до того, как мы расплатимся за дом, выглядела смехотворной. Просто нам очень нравилось считать себя предусмотрительными.

Я постаралась выбросить из головы эти мысли, потому что почувствовала: я снова близка к слезам. Фредди вопросительно смотрит на меня.

– Ну, теперь ты как? В порядке? – Он берет меня пальцами за подбородок и поглаживает щеку.

Я киваю и поворачиваю голову так, чтобы прижаться губами к его ладони, а он целует меня в макушку.

– Ты моя девочка, – шепчет он. – Я люблю тебя.

А мне захотелось, пусть даже это выглядело бы недостойно, вцепиться в него, умолять не покидать меня снова, но я не стала этого делать. Если это мои последние воспоминания о нем, я хотела бы запечатать их в своем сердце навсегда. Так что я встаю, берусь за лацканы его пиджака и заглядываю в его прекрасные, такие знакомые синие глаза.

– Фредди Хантер, ты – любовь всей моей жизни. – Я стараюсь произнести эти слова отчетливо и убедительно.

Он целует меня:

– Я тебя люблю больше, чем Киру Найтли.

Фредди мягко смеется, это ведь наша шутка. Мы выбрали для себя любимых актеров.

– О, так сильно? – Я округляю глаза, потому что мы всегда начинали с этого и двигались дальше; в случае Фредди это была Кира, в моем – Райан Рейнолдс.

– Именно так.

Выходя из спальни, он посылает мне воздушный поцелуй.

Внутри меня опять вскипает паника, обжигающая и желчная, и я впиваюсь пальцами ног в доски пола, чтобы удержаться на месте и не побежать следом за ним. Слышу его шаги на лестнице, стук закрывшейся парадной двери и тут же спешу к окну спальни, чтобы увидеть, как он почти бежит к углу улицы. С запозданием открываю окно, сражаясь со старыми задвижками, зову его, хотя и знаю, что он меня не услышит. Зачем я его отпустила? Что, если никогда больше его не найду? Ногти впиваются в подоконник, взгляд не отрывается от спины Фредди. Я почти ожидаю, что он растает, но этого не происходит. Он просто поворачивает за угол и теряется во внешнем мире, спеша на встречу с каким-то корпоративным кофейным клиентом, к девушке на четвертой платформе, во все те места, где я не могу быть.