Две женщины - [22]

Его язык шарил у нее во рту. Сьюзен отпрянула от Барри – этот поцелуй ее напугал и как-то странно взволновал.

– Есть что-нибудь выпить, только покрепче?

– Что? Пиво? Барри усмехнулся:

– Да нет, виски. Я шотландец, и мы по большим праздникам пьем виски. Правда, мы по-настоящему празднуем не Рождество, а Новый год. А Рождество – это так, для детишек.

Сьюзен открыла кухонный буфет и достала оттуда бутылку дешевого виски. Она сознавала, что если бабушка заметит убыль, то шкуру с нее спустит. Но ей было все равно. Сейчас для нее ничего не существовало, кроме дорогого видения. Она до сих пор поверить не могла, что к ней, в ее дом, пришел на Рождество Барри Далстон и что он принес ей подарок. Не могла поверить, что ее отец сидел в тюрьме за убийство и что мама будет теперь жить дома. Она еще никогда в своей жизни не была так счастлива. Ну о чем еще можно мечтать?

Сьюзен наполнила щедрой рукой стакан Барри, а он взял с сушилки второй стакан и тоже наполнил его. Затем опустил туда ломтик лимона, подал ей стакан и шутливо произнес:

– Выпей это одним глотком, и пусть это будет тостом за наше с тобой Рождество, хорошо?

Сьюзен залпом проглотила виски и едва не задохнулась. У нее выступили слезы, и намокшая тушь стала щипать глаза. Барри смеялся, стараясь притянуть девочку к себе и зажать ей рот – шум в кухне мог разбудить спящую в гостиной старуху.

– Тихо, Сьюзен, а то проснется старушка и поднимет скандал.

Еле сдерживая хохот, Сьюзен прижалась к нему. Выпивка ударила ей в голову. По всему телу разлилась приятная теплота. Ей казалось, что она стала выше ростом и красивее. Она не отрывала глаз от лица Барри.

Он тоже смотрел на нее. Смотрел и не думал, что собирается сделать, лишь придирчиво рассматривал ее лицо. Оно было заурядное, но зато глаза довольно красивые. Румяная, разгоряченная выпитым, Сьюзен казалась почти хорошенькой. Ее глаза смотрели на него с безграничным обожанием, и Барри это нравилось.

Другие девчонки, покрасивее Сьюзен, кокетничали с ним, заставляли бегать за собой. А эта была послушная, как тряпичная кукла, которая только и ждет, когда ее вынут из коробки и начнут с ней играть. Ее непропорционально большие груди вызывали в нем огромное желание их потискать, хотя девчонка об этом, конечно, не догадывалась. Ее грудь – вот что главным образом притягивало его. Правда, не так сильно, как ее отец с дурной репутацией.

– Слышал, что случилось с твоим папашей. Сочувствую. Любой мужчина поступил бы так же, как он.

Сьюзен почувствовала, как счастье покинуло ее. Она отодвинулась от Барри. Взяв в руки подарок, она развернула его, и волна восторга снова захлестнула ее. Она подняла к нему счастливое лицо:

– Ой, какие хорошенькие. Такие красивые!

Это были золотые серьги, сделанные в форме колец. В Ист-Энде их называли «цыганскими». Внизу они были потолще, в верхней части потоньше. Они так сияли у нее на ладони! У Сьюзен захватило дух. Должно быть, она всерьез нравилась Барри, раз он купил ей очень дорогой подарок.

Барри ухмыльнулся, наблюдая, в какой неописуемый восторг она пришла от подарка. При удачном раскладе этот дар мог бы послужить неплохим вложением в будущее. Он завладел ими несколько дней назад во время очередной кражи со взломом; развернув сверточек и увидев золотые сережки, он тут же решил, что они подойдут Сьюзен. Барри даже не поменял оберточную бумагу. Он никогда не испытывал мук совести, когда брал чужое, даже если оно лежало под рождественскими елками. Он понимал, что золотые серьги стоят недешево, и даже ощущал себя этаким щедрым ухажером, преподнося своей девушке такие ценные вещи и не требуя за них денег.

Барри опять нежно поцеловал ее в губы, и Сьюзен кинулась к нему в объятия. Прижав ее к кухонному столу, он задрал свитер и взял в руки ее груди. Сьюзен не противилась. Он гладил ее груди своими грубыми руками, ощущая их тяжесть и нежность кожи.

Барри держал груди в руках, любовался ими. В нем появилась настойчивость, которой раньше не было. Он почувствовал, что этой девочке суждено сыграть важную роль в его жизни. Вот почему он жадно ласкал эти упругие, налитые соком молодости груди.

– Они великолепны, Сьюзен. Просто потрясные. Сьюзен не слышала, думая о своем. Чтобы удержать его, она должна была позволить ему сделать это с ней. Из опыта своей связи с отцом она понимала, чего Барри от нее хотел. Он не пытался сделать так, чтобы и ей было хорошо. Ни тому ни другому и в голову не пришло бы доставить ей такое же удовольствие, какое получали они. Ее брали, как предмет, и она позволила Барри взять себя прямо здесь, на кухне, при бабушке, спавшей рядом, в соседней комнате.

Она чуть вскрикнула от боли, уткнувшись ему в грудь. Барри решил, что он у нее первый, отсюда и боль, и вскрик. Сьюзен же почувствовала странную грусть. Мысль о том, что до этого дня отец проделывал это с ней много-много раз, терзала ее душу, как кровоточащая рана.

Она стала думать о сережках и о том, какое значение имеет этот подарок. Они являлись доказательством того, что она нравилась Барри. Он покупал ей золотые украшения, а в ее среде это считалось шикарным жестом. Золотая вещь, купленная в дар, была своего рода обязательством, предвестницей золотого обручального кольца. Барри серьезно относился к ней, он рассчитывал не только на ее дружбу, но и на нечто большее. Поэтому, размышляла она, ничего нет плохого в том, что она позволила ему завладеть ее телом. Ведь теперь она его девушка.