Две женщины - [3]

Развод повлек за собой раздел имущества; это позволило графине вернуть свое приданое и укрепило ее благосостояние и положение, которое ей было предназначено занять в свете.

Но в двадцать один год она была – увы! – не вдовой, которая могла снова выйти замуж, у нее не осталось даже утешения быть матерью и заинтересованности в жизни, которую она живее ощущала бы благодаря детям. Чтобы отвлечься немного от пугающей мысли об одиночестве, она решила собрать вокруг себя небольшое число друзей и организовать интимный салон. Она достигла этого за короткое время, благодаря своему уму, приветливости и обаянию; Елена стремилась сообразоваться со вкусами каждого, чтобы привлечь гостей бывать у нее. Она принижала себя, чтобы дать другим больше простора, она становилась молчаливой, чтобы друзья могли беседовать между собой как им угодно; она изучала их манеры, привычки, склонности, чтобы потворствовать им; наконец, она сделала их жизнь настолько легкой и приятной, что, взяв за привычку приходить к ней, они уже не могли с ней расстаться.

Среди самых прилежных посетителей графини одним из первых был, конечно, барон де Ливри. Наблюдательная женщина, которой довелось видеть его несколько раз, набросала бы его портрет примерно такими штрихами: она сказала бы, что у него большие руки, большие ноги, большие усы и большое сердце. «Но тогда он походит на дон Кихота», – ответили бы ей со смехом. – «Возможно, – сказала бы она, не сердясь, – так как тому, о ком мы говорим – господину де Ливри, уже под пятьдесят, но он сумел сохранить все свои иллюзии и ратует за почтительное и скромное отношение к женщинам. За тех, кого он любит, барон всегда готов ломать копья, ради них он способен скитаться по лесам и полям и приносить всевозможные жертвы. У него один из самых оригинальных и тонких умов, а сердце полно неслыханной чуткости, цену которой знают только женщины. Кое-кто упрекает его в странностях, но я не считаю странностями эти качества. Сравнивайте его с дон Кихотом, если желаете, так как я согласна с тем, что герой Сервантеса вовсе не был безумным; просто этот великодушный человек взбунтовался, видя, как всюду процветают беззаконие и эгоизм, и мечтал воскресить эпоху, когда рыцарская вежливость и бескорыстие были в чести».

После барона, в числе задушевных друзей графини надо назвать старую деву лет пятидесяти, очень уважаемую в свете за свой характер и изысканный ум. Она была германской кузиной графа де Брионн. Несмотря на такое близкое родство, она не побоялась признать вину графа в ссорах с женой и, чтобы протест ее был полнее, открыто перешла в лагерь графини, что немало способствовало уважению, которым продолжала повсюду пользоваться Елена, несмотря на ее отделение от мужа и некоторые толки, порожденные длительным ухаживанием за ней Мориса Девилля. Вместе с бароном и мадемуазель де Брионн графиня принимала в своем салоне людей, которых фамильярно называли шевалье и виконт, не добавляя к этим титулам никаких имен.

Эти два прилежных посетителя салона на улице Монсей были очаровательными осколками прошлого века и общества лучшего или по крайней мере более любезного, чем наше.

Шевалье и виконт были знакомы с детства и быстро подружились; они вместе служили в период реставрации, сопровождали Карла X в изгнание и обольщались тем, что воевали с герцогиней Беррийской. Разделенные друг с другом различными событиями во время царствования Луи-Филиппа, они снова встретились в Париже и приняли решение больше не расставаться и зажить под одной крышей, соединив свои состояния, привычки, привязанности и старую мебель.

Никто не был более любим в салоне, чем эти два старика, столь тесно сдружившиеся; они поддавались уму друг друга, они заставляли себя ценить и когда они обменивались репликами, это был настоящий каскад анекдотов, острых словечек и эпиграмм, относящихся к людям и вещам старых добрых времен. Пи ум, ни сердце их не состарились и они не могли находиться рядом с хорошенькой женщиной без того, чтобы не начать ухаживать за ней. Шевалье усаживался по одну ее сторону, виконт по другую и принимались осыпать ее комплиментами и любезностями, однако все эти комплименты были в изысканном вкусе, как говорили во времена их молодости. Та, что подвергалась такой атаке, не чувствовала себя неудобно между двумя друзьями: она наклонялась вправо, наклонялась влево, слушала одного, слушала другого и под очарованием этой остроумной, но сдержанной беседы, скоро забывала о преклонном возрасте своих собеседников, опьянялась и начинала кокетничать в свою очередь. Заглянув немного дальше, можно было бы признать, что если бы целомудренную Сусанну[1] застали врасплох такие старцы, как шевалье и виконт, то она забыла бы об их дерзости под силой воздействия их ума и не пошла бы жаловаться в суд. Двух друзей можно было упрекнуть лишь в одном недостатке, впрочем, безвредном: они слишком любили углубляться в воспоминания. В самом деле, поскольку, их почти всегда принимали вдвоем, все служило у них поводом для совместных экскурсий в прошлое. Под малейшим предлогом они воскрешали его в памяти: сегодняшний праздник заставлял их вспоминать праздник, на котором они некогда были; женщина, пересекающая салон, напоминала им женщину, которая произвела на них впечатление тридцать или сорок лет назад, и т. д.