Две жемчужные нити - [79]

И впрямь новость! Они хорошо представляли себе все это уже нанесенным на ткань. Вот такая, с блестками, напоминает утреннюю росу. Серебристая с синеватым отливом — тихое, ласковое море, оно искрится, отливает ртутью, словно кто-то рассыпал ее по всему полотну. А блузочная — веселая, солнечная и вполне оправдывает свое название «Лесная поляна».

Особенно красивой казалась черная ткань с золотыми блестками. Художница назвала ее «Маяк».

Словно море ночью, а на нем огоньки далекого маяка. Этот шелк будет легкий и совсем не мнущийся. Будет и репс «березка», но не такой, как когда-то ткала Олеся, а потом бракованный купила себе на платье, — значительно нежнее, красивей. Глаз не оторвать!

— За рисунки голосую обеими руками, — сказал Василий Бурый. — Но кто будет ткать? Не каждый рисунок подойдет для нашего шелкового производства.

— Конечно, не каждый, — согласилась Ирина. — Если художественный совет примет эти образцы, можно будет разослать их по другим ткацким фабрикам. Ну, скажем, на ситценабивные… Остальные сотку сама… Я умею. Может быть, не так быстро, как ткачиха, но сумею. Правда, мне нужна помощь заправщиков. Да еще химиков…

— Заправщики есть! — откликнулся Павел Зарва.

— Что там говорить. Поможем! — поддакнул и Андрей Мороз.

Девушки холодно поглядели на Василия Бурого.

Слова бригадира больно задели их. Светлана вскочила с места и решительно заговорила:

— Кто станет ткать? Все слышали? Слышали. Вот это и есть, девочки, платформа современного гнилого мещанина. В чем ее вред? Да в том, что ехидный вопрос «А зачем?» в устах такого мещанина имеет уже не творческий, а разрушительный смысл. Он мгновенно приземляет каждый малейший порыв, подстреливает романтику на лету. Убивает нашу мечту, девочки…

Василий заерзал на стуле. Он беспартийный, в политике разбирается слабо, а цель его всем ясна. И дирекции и парткому. Давай план, давай первый сорт. Как и чем его дашь — это не так важно. А про Ольгу они ничего не знают. Это просто какое-то странное стечение обстоятельств. Поглядим, что будет дальше…

— Кое-кто считает, что мещанин стоит в стороне и не вмешивается в нашу жизнь. Нет. Мещанин не стоит в стороне. Мещанство — это не только равнодушие. Равнодушный человек просто не вмешивается, чтобы сохранить свое личное счастье, покой. Мещанин, чтобы достичь благополучия, воинственно использует все: обман, очковтирательство, лицемерие, подхалимаж, чинопочитание. Иногда говорят о фикусах, канарейках в клетке, о плохих вкусах мещанина, о его «собственном» мирке в жизни. Но ведь главное не в этом, а в идеологии мещанина. Ясно я говорю, девочки? Вы меня понимаете?

— Понимаем!

— Такие люди уклоняются от острой борьбы, проходят мимо нее или даже прячутся, чтобы в этом столкновении им не досталось.

Советская власть приучила мещанина работать. Он трудится. Иногда даже очень исправно. Но мещанин не умеет мечтать. Он практичен. А мечта может и обмануть. Может и не сбыться. Мещанин боится просчитаться. Он должен знать, стоит ли применять новый метод производства и будет ли он полезен ему лично. Голосовать ли за данного товарища, или он может провалиться? Защищать ли товарища, если у него нет шансов на успех? Дарить ли женщине цветы «просто так»? Нет, эти люди, как известно, выразили свой принцип счастья и благополучия поговоркой: «Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше». Надо, чтобы человек понимал не только разумом, но сердцем: самое большое счастье — это приносить счастье другим.

— Ты давай с примерами, а то больно учено говоришь, — хохотнул Василий.

— Да что далеко ходить. Вот тебя взять, Василий, ты и за ломельное приспособление хотел себе куш сорвать.

— А где это видано — от денег отказываться? Ради них и работаем… Для того и прогрессивка существует…

Ирина Чугай не дала ему закончить. Бледная, встревоженная, она заговорила, обращаясь к Василию:

— Вот гляжу на ваши руки и вижу, не долго они в детстве держали куклу или игрушку. Рано вы взяли молоток, рубанок, косу, топор. А потом стали к станкам. Разве руки, с малолетства огрубевшие от косы и молота, не скажут, как трудно добывать деньги?

Бригадир вопросительно поглядел на художницу: гляди, какая ловкая. Имеет дело с бумагой да красками, что-то там рисует, а туда же, поучать рабочий класс. Не много ли на себя берет?

— У меня есть портреты рабочих. Кузнецы, шахтеры, сталевары. Я стремилась написать их правдиво. Но всю красоту вкладывала в лица — глубокие глаза, высокий, гордый лоб. И, конечно, в руки. Есть даже портрет без лица. Не пугайтесь, это не модернизм. Позже покажу его вам, ребятки. На коленях белоснежный фартук. И на нем руки. Узловатые, крепкие, с синими жилами, но живые и горячие. Готовые к любой работе. Все они умеют. И ткать, и стирать, и детей нянчить, и горы и реки поворачивать вспять. Я так и назвала портрет: «Руки ткачихи Ковалевой».

— И мы ее знаем, — обрадовалась Олеся. — Помните, девочки, я вам читала про нее? Она первая пошла в отстающую бригаду и вывела ее в передовые. Сейчас она депутат, парторг цеха. Инструктор по ткацкому делу. Немного напоминает нашу Анну Николаевну.

— Точно, — улыбнулась Ирина. — Я написала ее руки. Люди, глядя на них, стали задумываться. Над чем? Над тем, что именуется рабочей гордостью. Просто если ты знаешь с детства, что такое рабочая гордость, когда тебя наполняет подлинная радость оттого, что вещь сработана твоими руками и нужна другим, ты уже не сможешь этими руками жадно набивать собственный карман. Если сам навсегда понял, что жить стоит лишь для того, чтобы своим трудом создавать счастье для многих, что только такая жизнь подлинно красива… Владимир Ильич Ленин завещал нам и это…