Две зари - [165]

* * *

В глухой ночной тьме отчетливо виднелись костры на том берегу. Разложенные вокруг Бабиной горы, они указывали направление и цель – сами того не желая, Свенельдич-младший и Святослав оказали добрую услугу своим противникам. Все эти дни Плетина, Берест и Коловей собирали людей – своих и чужих, всех, кто не побоялся бы вступить в схватку с киянами ради спасения бужанского князя и деревской княжны. Что происходит, в Драговиже узнали довольно быстро. Вечером того же дня, когда Етон с девушкой должен был приехать, но не приехал, Плетина послал людей к Укрому – от него расположенный на другом берегу Горины Драговиж отстоял всего на три поприща. Первые посланцы выяснили только, что вокруг Бабиной горы горят костры. Назавтра трое переправились в челне и сходили в Укром – отношения между бывшими сватами все же не настолько испортились, чтобы нельзя было наведаться. Так Плетина и бывшие при нем древляне узнали, что Етон с девушкой осажден в святилище Лютом Свенельдичем и Унерадом. После этого наблюдение с высокого правого берега несли непрерывно и видели, как из Горинца подошла вторая половина киевской дружины.

Теперь у Свенельдича было около семи десятков человек да три десятка укромовских. Плетина и древляне вместе имели чуть больше половины от этого числа. Плетина спешно собирал людей в округе, суля богатую добычу и избавление от дани. Но боги будто смеялись: едва численность его рати, хуже обученной и вооруженной, примерно сравнялась с киевской, как от Горинца подошел сам князь Святослав… Его стяг, его щиты древляне и бужане знали уже достаточно хорошо, чтобы не ошибиться.

Стало ясно, что Свенельдич с дружиной ждал Святослава, а также то, что Святослав не станет топтаться у Бабиной горы бесконечно. Для спасения Етона нужно было что-то делать, притом немедленно.

И вот в глухую полночь с притока в Горину вышли лодки и челны – несколько десятков. Обмотанные тряпьем весла бесшумно рассекали черную воду. Правили на пламя костров близ Бабиной горы. Плетина и древляне точно знали, куда им нужно попасть, а кияне никак не могли знать, где именно ждать врага. И это давало сторонникам Етона весомое преимущество.

* * *

Когда совсем стемнело и дед Благун улегся спать на своей лавке, Малуша тихонько сползла с полатей и накинула свиту прямо на сорочку. Времени было не много: она уже знала, что дед просыпается задолго до зари, раньше, чем бабы встают доить коров, хотя никакой скотины у него нет – ему не спится. А ей предстояло еще одно важное дело. Из хранилища перед очагом она унесла набор ткацких дощечек и теперь пустила их в дело: размотала нить с веретена, отмерила и заправила в дощечки основу и теперь ткала себе из волшебной нити пояс – пока она не подпояшется, новая судьба не оживет. Света для этой работы не нужно, и она проворно вращала дощечки, привязав дальний край основы к ножке лавки. Поясок – поуже, чем два ее пальца, – постепенно удлинялся, сползая к ногам, и она передвигалась все ближе от дальней стены к лавке. Полоска основы будущего пояса белела перед ней в темноте, будто снежная дорога, и с каждым поворотом дощечек Малуша делала новый шаг по ней.

Дед храпел вовсю. За храпом она не услышала шума снаружи и, когда дверь внезапно отворилась и в избу быстро шагнул Етон – она узнала его по росту и длинным конечностям, – вздрогнула и подскочила.

За валом рог пропел тревогу, будто объясняя это внезапное явление.

– Ты не спишь? – Етон тоже различил ее белеющую во тьме сорочку. – Хорошо. Уходить надо. Прямо вот сейчас.

– Что случилось?

Малуша прислушалась. Етон оставил дверь открытой, и теперь до нее ясно долетал снаружи шум сражения – крики, удары железа по дереву щитов, какой-то вой…

– Это наши. Плетина с Берестом из-за реки ударили. Они уже почти здесь, прорвались. Сейчас отгонят киян от ворот, и надо уходить. Быстро. Идешь со мной?

Малуша было шагнула к нему, но основа, привязанная одним концом к лавке, а другим к ее старому поясу, не дала ей сойти с места. Она посмотрела на белую полосу натянутых нитей. Уйти сейчас – значит бросить священную работу своей судьбы на половине. Такие дела нельзя прерывать. Тогда самое главное волшебство ее жизни пропадет даром.

И ради чего?

– Ну? – Етон нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

Малуша и правда ему нравилась – даже больше, чем две другие «невесты», Величана и Обещана. Он охотно сохранил бы ее для себя, но никто на свете не мог ему нравиться больше, чем он сам, а лесное воспитание приучило не мешкать, когда речь идет о жизни.

– А почему Лют сказал, что ты – не князь Етон, а пес наряженный? – Малуша пошире раскрыла глаза, надеясь лучше разглядеть во тьме его лицо.

Она слышала эти слова, как и сам Етон, но до сих пор не заговаривала с ним об этом, захваченная мыслями о своем.

– Да шиш его знает, что он там болтал! – в досаде бросил Етон. – Ты идешь или нет? Я долго ждать не могу и пропадать из-за тебя не стану. Час упустим – потом все кияне подойдут, уж не пробраться.

– Но ты не можешь уйти! – в изумлении воскликнула Малуша. – Святослав тебя на поле позвал! Ты жертву богам принес! Если ты сейчас уйдешь – ты потеряешь честь! Навек!