Две тысячи лет до нашей эры - [135]
В Европе существуют земледельческие общины, достаточно самостоятельные, имеющие кремневые орудия труда и слишком маленькие избытки сельскохозяйственной продукции, чтобы обеспечивать крупные армии и весь аппарат, необходимый для завоевания и образования империй.
Между первичными производителями и «индустриализированными» цивилизациями растет торговля, стимулируемая очевидными преимуществами бронзы над камнем и местонахождением залежей меди и олова.
Это картина достаточно стабильной, прогрессивной, развивающейся экономики.
Но на нее налагается давление говорящих на индоевропейском языке кочевников в Восточной Европе и на юге России и говорящих на семитском языке – в Сирийской пустыне и на Аравийском полуострове. Они снимаются с насиженных мест и двигаются к сельскохозяйственным районам и цивилизованным регионам, привлеченные более высоким уровнем жизни и возможностью расширения масштабов одомашнивания – сначала лошади, потом верблюда.
И цивилизованные общины Среднего Востока, и земледельческие общины Европы имели стабильную и гибкую культуру, которая могла впитывать и ассимилировать соседние культуры. Кочевники, вторгавшиеся на возделываемые земли, автоматически становились фермерами, а кочевники, захватывающие цивилизации, автоматически становились цивилизованными, если, конечно, давление не было слишком большим.
Мы видим, как это происходит во втором тысячелетии до н. э. Семитские кочевники вторгаются в цивилизованные районы Месопотамии, а потом и Египта, и затем, после короткой паузы для поглощения, фактически стимулируют Месопотамию и Египет, подталкивают их к более высокой степени культурной интеграции. Индоевропейцы продвигаются в земледельческие районы Европы с востока и в цивилизованные районы Востока с севера.
В Европе они сразу поглощаются без каких-либо трудностей, хотя их образ жизни, связанный с перегоном скота, накладывает отпечаток на предшествующее ему земледелие. На Среднем Востоке они ассимилируют цивилизацию, смешиваются с (и часто правят) существующими народами или формируют свои собственные государства по образцу цивилизованных наций. Только в изолированной долине Инда они уничтожают цивилизацию, и при этом сами остаются невосприимчивыми для ее вируса. Там они сохраняют свой образ жизни – кочевой или оседлый в деревнях – до тех пор, пока в конце тысячелетия с запада снова не приходит культ городской жизни.
Вторжение индоевропейцев в Европу и ближние районы Азии не мешает росту торговли. Наоборот, они обеспечивают новый рынок, и их кочевые традиции, как и традиции семитских племен ранее, стимулируют свободное перемещение товаров. Там, где они выходят к морю и встречаются с людьми, живущими мореплаванием, они сами начинают заниматься мореплаванием, которое вместе с морской торговлей продолжает процветать, как никогда раньше. (Последнее представляется странным, особенно в районах, где и семитские, и индоевропейские черты смешиваются с чертами местных жителей.)
Но и индоевропейцы, и семиты продолжают прибывать, не непрерывным потоком, а волнами. И существует предел числа вооруженных вторжений, которые оседлая культура – «промышленная» или цивилизованная – может выдержать и не распасться.
Этот предел достигнут около 1200 г. до н. э. Границы цивилизованных районов разрушаются после падения Трои, Микен и хеттов. Ударная волна достигла даже Египта и Англии. Торговля прекратилась. Вынужденными стали строгая экономия и местная самостоятельность. Характерными стали войны местного значения. Нации воевали за выживание и господство, а не за богатство. Распространение металлообработки (точнее, обработки железа) способствует этим процессам, но не вызывает их.
Это должно было случиться снова при развале Римской империи, и тогда, как и теперь, за этим последовали темные века, хотя тогда, как и теперь, ростки возрождения начали появляться даже среди всеобщего хаоса.
Это история тысячелетия, изложенная на языке тенденций и перемещений. Но мы не должны забывать, что история – это не одна из тенденций, а история людей, их жизней, рождений и смертей, радостей и горестей. Тенденции просто накладываются на них, и ни один человек, живший во втором тысячелетии до н. э., не имевший знаний о своем прошлом и своем будущем, которыми мы обладаем сегодня, не смог бы распознать тенденции своего времени.
Тысячелетие завершается военными конфликтами, и темные века следуют за блеском просвещенного бронзового века. И почти нет оснований предполагать, что менее чем через пять сотен лет от Дарданелл до границ Ливии на юге и до самой Индии на востоке раскинется Персидская империя. В Греции скульптура и риторика, философия и архитектура, лирическая поэзия и драматическое искусство достигнут таких высот, которые превзойти не удалось до сих пор. А в Палестине, Индии и Китае будут процветать три величайшие мировые религии. Оснований предполагать все это почти нет. Почти. Но все же…
В Китае, например, князь Чжоу в самом конце тысячелетия формулирует философию, которую сам Конфуций считал основой своей системы этики, философию, которая впервые предположила, что человек должен заглянуть в собственное сердце, дабы узнать, что ему следует делать.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Книги завершает цикл исследований автора, опубликованных в Издательстве Казанского университета по македонской тематике. «История античной Македонии», часть 1, 1960; часть II. 1963; «Восточная политика Александра Македонского». 1976. На базе комплексного изучения источников и литературы вопроса рассматривается процесс распада конгломератных государств древности, анализируется развитие социальных, военно-политических и экономических противоречий переходной эпохи обновления эллинистических государств, на конкретном материале показывается бесперспективность осуществления идеи мирового господства. Книга написана в яркой образной форме, снабжена иллюстрациями.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.
Перед вами мемуары А. А. Краснопивцева, прошедшего после окончания Тимирязевки более чем 50-летний путь планово-экономической и кредитно-финансовой работы, начиная от колхоза до Минсельхоза, Госплана, Госкомцен и Минфина СССР. С 1981 по 1996 год он служил в ранге заместителя министра. Ознакомление с полувековым опытом работы автора на разных уровнях государственного управления полезно для молодых кадров плановиков, экономистов, финансистов, бухгалтеров, других специалистов аппарата управления, банковских работников и учёных, посвятивших себя укреплению и процветанию своих предприятий, отраслей и АПК России. В мемуарах отражена борьба автора за социальное равенство трудящихся промышленности и сельского хозяйства, за рост их социально-экономического благосостояния и могущества страны, за справедливое отношение к сельскому хозяйству, за развитие и укрепление его экономики.