Две тайны Христа. Издание второе, переработанное и дополненное - [167]

Тяжелее всего новые идеи прививаются в Иерусалиме. Каждый приход Павла — это эффект гусеницы, брошенной в муравейник. Многие из них, с молоком матери впитавшие ортодоксальные идеи иудаизма, с трудом воспринимают позиции ессейства, а уж к воззрениям Павла у них явная аллергия. Они рады бы втянуть его в бесконечные дискуссии, но Павел уже умудрен опытом. Он не хочет без необходимости расходовать силы своей благородной и возвышенной души. В полной мере он осознаёт тщетность усилий. Интуиция заставляет его действовать словно опытного фехтовальщика. Он делает выпад, всегда эффективный, и исчезает. Краток срок его пребывания в Иерусалиме. В растерянности оставляет он своих недругов и оппонентов. Он был, и его нет. А с миражами не ведут дискуссию. Никто в Цитадели не может похвастаться, что Павел хоть в чем-то уступил свои позиции, пошел на компромисс. И эта неопределенность в большей степени, чем что-либо другое, расшатывает бастионы Цитадели. Посещение Павлом Иерусалимской экклесии положило начало четкому и быстрому разделению общин, хотя, может быть, на этом этапе основные действующие лица этого процесса — Петр, Иоанн и Павел — этого и не подозревали.

Итак, Павел и Варнава приходят в Иерусалим, где начинаются яростные дискуссии между их сторонниками и противниками, «Тогда восстали некоторые из фарисейской ереси уверовавшие и говорили, что должно обрезывать язычников и заповедовать соблюдать Закон Моисеев. Апостолы и пресвитеры собрались для рассмотрения сего дела» (Деян. 15:5–6).

Петр, со дня основания общины ее непререкаемый лидер, принимает сторону Павла. Делает это он после многочисленных дискуссий, и наверное, у него есть определенные соображения, когда он, начиная свою речь, напоминает о своем лидерстве. «По долгом рассуждении Петр, встав, сказал им: мужи, братья, вы знаете, что Бог от дней первых избрал из вас меня, чтобы из уст моих язычники услышали слово Евангелия и уверовали» (Деян. 15:7). Он сразу же направил собрание в нужное русло. Иаков поддержал его. Но это была последняя победа Петра в общине. После отъезда Павла дебаты в ней не прекращались, и есть все основания считать, что ортодоксы стали брать верх. Мы не в состоянии в полной мере оценить то возмущение, которое в это время испытывал Петр. У сторонников Иакова было более чем достаточно причин, чтобы либерализм Петра превратить в объект насмешек и издевательств. Чувствует он себя в роли вождя уже далеко не так уверенно. Происходит гласное и негласное размежевание его с Иаковом, чья позиция неизменна. Петр приезжает к Павлу в Антиохию, столицу христиано-языческой веры — вотчину Павла. Встреча, которую устроил ему Павел, ошеломила Петра. Павел говорит ему все, что думает, он не склонен к компромиссам, он прямо обвиняет Петра в двуличии. Горечь и растерянность Петра в эти минуты не поддаются описанию. В Иерусалим ему нет возврата. Церковью стал управлять Иаков, с Павлом у него нет общих точек соприкосновения, и Петр направляется в Рим. Явного противостояния между Иерусалимом и периферией нет. У Иакова хватило мудрости сказать: «Ведомы Богу от вечности все дела Его. Посему я полагаю не затруднять обращающихся к Богу из язычников. А написать им, чтобы они воздерживались от оскверненного идолами, от блуда, удавленины и крови, и чтобы не делали другим того, чего не хотят себе» (Деян. 15:18–20).

Иаков произнес гениальную фразу, приписываемую деду учителя Павла Галлелю: «Не делай другим того, чего не хочешь себе», — фразу по своей насыщенности и информативности не менее значимую, чем любая из десяти заповедей. Он не стал предлагать никому из новообращенных придерживаться всех заповедей Моисея, видимо, считая это слишком тяжелым бременем. Однако к универсальной заповеди он добавил четыре ограничения, позволяющих отличить язычника от Познавшего. Конечно, это не было изобретением Иакова (Лев. 7:24–27), однако эти слова, сказанные исключительно вовремя, положили начало тому хрупкому дружелюбию между Иерусалимской и другими новыми общинами, которое просуществовало вплоть до падения Иерусалима. Члены общины, жившие за пределами Иудеи, а также оставшиеся в живых в периферийных городах и селениях Иудеи, через некоторое время почувствовали необходимость в воссоздании письменных традиций. Использовали весь материал, который был под рукой, однако гибель Иерусалима почти полностью уничтожила все базовые (первичные данные) общины. Идеи равенства, столь почитаемые как ессеями-кумранитами, так и христианами, причудливо сплелись в единый клубок воспоминаний, который в свете недавней страшной трагедии, потрясшей их устои, катился в одном направлении, альтернативы которому не было, — в сторону мессианства и искупления за грехи. Создатели письменных традиций не могли да никогда бы и не сумели четко разделить эти идеи — они, совершенно не искажая ясный лик Христа, начали вместе с ним свое долгое и нескончаемое шествие.

Новозаветная литература, создавая свои специфические литературные формы — послания, евангелия, не заимствовала и не использовала формы и жанры кумранской литературы. Наряду с многочисленными чертами сходства между кумранской и новозаветной литературами можно обнаружить немало существенных различий. Основное и решающее отличие заключается, в том, что Кумранская община ограничивалась верованием в грядущий приход Мессии, в то время как само возникновение христианства связано с верой в уже состоявшийся приход Мессии — Иисуса Христа.