Две тайны Аптекаря - [24]

Когда кто-то постучал мне в окно, я подпрыгнула на сиденье, едва не стукнувшись макушкой об крышу. У машины стоял Аптекарь собственной персоной. Я остановилась прямо у его крыльца, и он, конечно, услышал и увидел, что я приехала. Я заставила себя собраться, улыбнулась и вышла к нему.

— Вы необыкновенно симпатичная и ужасно напуганная, — сказал Аптекарь.

Секунду назад он казался мне страшным маньяком, но стоило мне выйти из машины, увидеть его лицо и почувствовать запах его дома, как весь мой страх улетучился, и мне больше всего на свете захотелось расплакаться у Аптекаря на плече, вытирая слезы о его бархатный халат. Конечно, я сдержалась и не стала бросаться ему на шею. Уцепившись за остатки рационального, я даже предположила, что он специально брызнул на себя каким-то своим эликсиром, чтобы усыпить мою бдительность. Но это было бы скорее из фильмов про секретных шпионов.

— Идемте немедленно в дом, — нарочито строго велел мне Аптекарь. — Вы отогреетесь, и я стану угощать вас разными вкусными вещами. А потом расскажете мне, что у вас стряслось.

И я пошла за ним. Добровольно. Сама.

В ситуациях, когда мне становилось плохо, неважно, физически или морально, я знала, что главное — это отвлечься. Заставить себя думать о чем-то совсем другом, переключиться и обмануть организм. Клин клином, страх страхом. Нет никаких фотографий, есть картина, которая принадлежала когда-то всему миру, а теперь оказалась в этом странном доме, побывав перед этим у меня в мастерской и у меня в руках. Я сняла плащ и направилась прямиком к ней.

— Так я, пожалуй, начну ревновать, — сказал за моей спиной Аптекарь. — Можно подумать, вы пришли сюда ради нее.

— А вы поселились здесь не ради нее? — спросила я. — Она того стоит.

— Я поселился здесь ради себя. Исключительно ради себя самого, моя милая гостья. Я, знаете ли, очень долго разбирался с тем, чего же стою я. А когда разобрался, зажил тут вполне счастливо ради себя самого и позволяю себе маленькие приятные мелочи, которые доставляют мне удовольствие и способны составить мой комфорт.

— Картина — это удовольствие? А ваша неземной красоты домработница — это комфорт?

— Картина живет у меня в доме, как и я. Ей тут хорошо, и мы заслужили общество друг друга. А что касается домработницы, то, во-первых, я еще раз очень прошу вас извинить меня за то, что недосмотрел за ней. Во-вторых, если честно, то я вообще с большим трудом переношу присутствие в моем доме посторонних людей.

Я удивленно подняла брови, но он продолжил.

— Близкое присутствие. Мои заказчики приходят и уходят. Вы в качестве гостьи мне приятны, ведете себя вполне прилично и не проявляете излишнего любопытства. По крайне мере пока. Я не люблю слишком близких контактов. И мой дом их не любит. А уборка — дело интимное, но необходимое. Человек, который приходит к вам наводить порядок, невольно допускается в ваше пространство. Это приходится терпеть. И да, вы правы, мне гораздо приятнее терпеть присутствие Нурции, нежели какой-нибудь угрюмой толстухи, шаркающей тряпкой, или безликих парней в фирменных комбинезонах. Я могу позволить себе эту роскошь, тем более что это скорее необходимость. Мне для работы очень важен внутренний комфорт. А он зависит и от комфорта внешнего. Я пересмотрел сумасшедшее количество домработниц и домработников, пока мне не прислали ее. Эти прохиндеи из агентства запросили уйму денег. Но, повторюсь, я могу себе это позволить. Она не назойлива, радует мои эстетические чувства, прекрасно справляется с обязанностями, уважает мои странности, не поет и не свистит в доме. Что еще нужно? Ах да, пойдемте же со мной, я угощу вас тем, что она готовит. Да оторвитесь вы уже от картины, еще надышите мне на ней пятен.

Мама как-то сказала мне, что моя проблема состоит в следующем: я слишком хорошо отношусь к людям. «Даже в сером волке ты пытаешься найти Красную Шапочку, а напрасно». Она, разумеется, была права, и это с завидным постоянством подтверждали подлецы, которые попадались мне в жизни и старались если не растоптать мою веру в людей, то хотя бы в чем-то меня обставить. Но я продолжала смотреть людям в глаза и почему-то им верила. Глаза Аптекаря были лучистыми и смеялись. И я уже не могла представить себе, что это он сидел за компьютером и самозабвенно рисовал на мне шрамы. «Не раскисай и будь осторожной», — всё-таки приказала я себе и проследовала за Аптекарем в ту гостиную, где мы сидели с ним в первый вечер. Камин не горел, но в комнате по-прежнему пахло ароматным дымом и какими-то цитрусовыми, горькими померанцами. Мне захотелось забраться на диван с ногами или спрятаться под шкурой. Или хотя бы просто перестать дрожать.

— Я хотел варить вам глинтвейн, но на улице как назло потеплело. — Аптекарь ушел к своей кухне, и его голос глухо отражался от деревянной лестницы у него над головой. — Тогда я подумал, что можно было бы удивить сангрией. Но потом я вспомнил, что вы автомобилистка, а от моей сангрии все настолько теряют головы, что не могут остановиться и потом теряют управление над своими транспортными средствами. Так что…

— Вы нальете мне воды из-под крана…