Две судьбы - [13]

— Спокойно, — пробормотал он про себя, дернул голову к себе, подхватил ее другой рукой и приподнял над водой. Прямо перед ним оказалось удивленное лицо, взор тонувшего потускнел, и он потерял сознание.

Добрые полчаса Ройланд несмотря на то, что сам совершенно выбился из сил, не прекращал отчаянные попытки вытащить тело на берег канавы, то и дело подкрепляя свои усилия едва слышной бранью. В конце концов он сам свалился в воду, тут же обнаружил, что вода едва доходит ему до груди, вытолкнул обмякшее тело на грязный и скользкий берег канавы. Он не знал, жив ли еще этот человек или уже мертв, да и было это как-то ему совершенно безразлично. Он отчетливо сознавал только одно — то, что он не в состоянии просто так уйти отсюда и оставить начатое дело завершенным лишь наполовину.

Вытолкнутое им на берег тело принадлежало уроженцу Востока средних лет, скорее китайцу, чем японцу, хотя Ройланд не сумел бы объяснить, исходя из чего он пришел к такому выводу. Одеждой его были насквозь промокшие лохмотья. С широкого матерчатого пояса свисала кожаная сумка размером с коробку для сигар. Единственным ее содержимым была красивая фарфоровая бутылка, покрытая голубой глазурью. Ройланд принюхался и отшатнулся. В ней было что-то вроде супер-джина! Он понюхал еще, а затем сделал не очень большой глоток из бутылки. Он все еще продолжал откашливаться и протирать глаза, когда почувствовал, что бутылку у него отобрали. Подняв глаза, он увидел, что китаец, глаза которого так еще и не открылись, аккуратно подносит горлышко бутылки к своим губам. Китаец пил долго и нудно, затем водворил бутылку в сумку и только после этого открыл глаза.

— Достопочтенный сэр, — произнес по-английски китаец с явно выраженным калифорнийским акцентом. — Вы снизошли до того, чтобы спасти мою ничего не стоящую жизнь. Могу ли я услышать ваше высокочтимое имя?

— Ройланд. Тише, тише. Не пытайтесь встать. Вам даже говорить еще нельзя.

За спиной у Ройланда раздался пронзительный крик.

— Украли помидоры! Подавили кусты! Дети, будьте свидетелями этого перед японцами!

О Боже! Что это?

Очень черный человек, одна кожа да кости, но не негр, в грязной набедренной повязке, а рядом с ним в порядке понижения роста пять таких же худых и черных отпрысков в точно таких же повязках. Все они прыгали, тыкая пальцами в сторону Ройланда, и что-то угрожающе кричали. Китаец застонал, сунул руку куда-то в свое изодранное одеяние и выудил пачку намокших денег. Отделив от нее одну бумажку, он протянул ее высохшему мужчине и рявкнул:

— Убирайтесь отсюда, вонючие варвары с той стороны Тянь-Шаня! Мой господин и я подаем вам милостыню, а не отступные.

Тощий дравид или кто-бы там ни было еще схватил деньги и стал причитать:

— Этого мало за такую ужасную потраву! Японец…

Китаец взмахом руки прогнал его прочь, как назойливую муху, и произнес, обращаясь к Ройланду:

— Если бы только мой господин снизошел до того, чтобы помочь мне подняться…

Ройланд нерешительно помог ему стать на ноги. Мужчина шатался из стороны в сторону то ли от того, что нахлебался воды, едва не утонув, то ли от жуткой дозы алкоголя, которую он после этого принял. Держась друг за друга, они побрели к дороге, преследуемые пронзительными предостережениями не наступать на кусты.

Выйдя на дорогу, китаец представился:

— Мое недостойное вашего слуха имя — Ли По. Не соизволит ли мой господин указать, в каком направлении нам надлежит следовать?

— Что это вы заладили, господин да господин? — не скрывая своего раздражения, спросил Войланд. — Если вы так мне благодарны, то это прекрасно, но я все-таки никакой не господин над вами.

— Моему господину угодно шутить, — удивленно заморгал китаец. Очень учтиво, стараясь не обидеть Ройланда и называя его в третьем лице, чтобы не дай бог ничего не случилось, Ли По объяснил, что Ройланд, вмешавшись в исполнение небесного предопределения, в соответствии с которым Ли По должен был пьяный свалиться в канаву и утонуть, тем самым взял теперь судьбу Ли По в свои руки, ибо небожители умыли теперь свои, и он им больше уже не нужен. Он понимающе выразил свое сочувствие к беде, постигшей Ройланда и заключавшейся в том, что спасение утопающего налагает на спасителя определенные обязательства, что усугубляется тем, что у него отменный аппетит, что он известен своей нечестностью и страдает судорогами и коликами всякий раз, когда сталкивается с необходимостью работать.

— Меня все это мало волнует, — сердито произнес Ройланд. — По-моему, существовал когда-то еще один Ли По. Поэт, не так ли?

— Ваш верный слуга почитает своего тезку как величайшего из пьяниц, известных в Поднебесной, — заметил китаец и мгновением позже резко пригнулся, ударил Ройланда сзади по ногам с такой силой, что тот плюхнулся вперед на все четыре и шлепнулся головой об асфальт, после чего выполнил такой же почтительный поклон сам, только более грациозно. Пока они смиренно сгибали спины, мимо них прогромыхал какой-то экипаж.

— Смею униженно заметить, — с упреком в голосе произнес Ли По, что моему господину неведом этикет, который принадлежит скрупулезно соблюдать. Соблюдать при встрече с нашими благородными повелителями. Небрежность при его соблюдении стоила головы моему ничтожному старшему брату, когда ему было двенадцать лет. Не будет ли мой господин настолько любезен, чтобы объяснить, как это ему удалось достичь столь почтенного возраста, не научившись тому, чему учат детей еще в колыбели?