Две столицы - [99]

— Ваше сиятельство, там народ собрался, напирает на коней…

Жевахов нахмурился.

— Они что же, в драку лезут или кричат?..

— Никак нет, а только требуют, чтобы их барин к ним вышел…

— Это же бунт! — закричал Олсуфьев.

Жевахов повернулся к нему.

— Господин полковник, разрешите эскадроном распоряжаться мне. Я думаю, господин Новиков, что вы выйдете к крестьянам и тем самым предотвратите возможное кровопролитие.

Новиков вышел на подъезд, посмотрел на народ, слёзы душили его. Наконец он взял себя в руки и, обращаясь к крестьянам, сказал:

— Друзья мои, идите по домам. Вы ничем не поможете и ничего не поправите. Желаю вам, если меня не будет, всякого счастия и довольства.

Гусары, слушая его, начали переглядываться и качать головами. Народ молча стал расходиться. Новиков вернулся в дом. Во всех комнатах открывали шкафы и столы, вспарывали мягкую мебель, сваливали книги в кучу, складывали в пачки и опечатывали бумаги.

В дверях молча стояли дети, Иван и Варвара с удивлением и страхом глядели на гусар, рыскавших по дому.

Маленькая Вера держала сестру за подол и сквозь слёзы повторяла одни и те же слова:

— Папа… где же ты, папа?

Когда Новикова усадили в маленькую кибитку и его окружил конный конвой, Иван и Варвара бросились за лошадьми и упали на дороге. Их нашли без сознания и принесли домой крестьяне. С тех пор дети Новикова до конца жизни страдали нервным расстройством.

Накануне ареста Новикова в честь дня рождения императрицы московский главнокомандующий устроил «вечернее кушание» и бал.

Не принять приглашение было бы вызовом, и о неявившихся князь Прозоровский непременно сообщил бы в Петербург. Поэтому с раннего вечера генерал-губернаторский дом на Тверской стал наполняться гостями.

Главнокомандующий сидел в малой гостиной. Виднейшие вельможи, в парадных мундирах, при орденах и лентах, здоровались с ним, присаживались, обменивались несколькими фразами откланивались и уезжали.

Прозоровский был в прекрасном настроении — императрица будет довольна арестом Новикова. Он уже видел, как можно втянуть в это дело Репнина, Лопухина, Трубецких, Тургенева, Черкасского, Татищева и Хераскова, а главное, студентов, и здешних, и тех, что посланы «Дружеским обществом» за границу, Колокольникова и Невзорова.

И он мысленно перечислял возможные обвинения: печатание неразрешённых книг — раз, переписка с якобинцами — два, сношение с прусским двором — три, приуготовление молодёжи на разбойные антиправительственные дела — четыре. Вот если бы ещё притянуть сюда Воронцова и связать это дело с известной особой (он думал о наследнике), то ему, Прозоровскому, перевод ко двору был бы обеспечен. Князь зажмурился от удовольствия и, когда раскрыл глаза, увидел нескольких вельмож, входивших в гостиную. Это были фельдмаршал граф Кирилл Разумовский, высокий, полный, в осыпанном алмазами мундире, сплошь увешанном орденами и звёздами, Пётр Алексеевич Татищев — сын знаменитого сподвижника Петра, известный богач, небольшого роста толстый человек в роскошном кафтане и атласном камзоле с бриллиантовыми пуговицами, Александр Романович Воронцов — действительный тайный советник, действительный камергер, сенатор и член Совета при императорском дворе — худощавый седой мужчина с тонкой улыбкой, в парадном кафтане, лентой через плечо и портретом Екатерины в бриллиантах на шее, генерал-аншеф, генерал-адъютант и сенатор князь Николай Васильевич Репнин — внушительного вида генерал в парадном мундире и при всех орденах.

Главнокомандующий поздоровался с ними, пригласил сесть, помолчал, потом выпалил:

— Денёк-то сегодня Бог послал — лето, настоящее лето, видно, порадовать захотел её величество в день её рождения.

Воронцов усмехнулся двусмысленно:

— Да ведь в Петербурге, князь, погода одна, а здесь совсем другая…

Прозоровский, видимо, понял его намёк, раздражённо огляделся и, не выдержав, сказал:

— Да, здесь другая. Вот и придётся из-за этой другой погоды предпринять военную экспедицию в Бронницкий уезд…

— Разве беспорядки какие в уезде? — полюбопытствовал Репнин.

Прозоровский посмотрел на него с торжеством:

— Беспорядков пока нет, а вот злоумышленники, с коими и многие здешние особы находятся в связи, имеются.

Репнин побледнел как полотно. Татищев и Воронцов были заметно смущены.

Тогда Кирилл Разумовский, задвигавшись в кресле всей своей плотной фигурой, бросил в лицо главнокомандующему:

— Подумаешь, как расхвастался, можно подумать, что неприятельскую крепость собирается взять…

Фельдмаршал вышел, за ним последовали остальные.

Прозоровский покраснел, потом, задохнувшись, закричал вдогонку, не обращая внимания на проходивших гостей:

— Ну посмотрим, посмотрим, чья возьмёт, посмотрим!

Все типографии, склады и предприятия, принадлежавшие Новикову, а ранее «Типографической компании», были опечатаны, так же как и большинство книжных лавок в Москве. Были арестованы и привлечены к ответственности виднейшие книготорговцы — купцы Никита Кольчугин, Иван Переплётчиков, Матвей Глазунов, Тимофей Полежаев, Иван Козырев, Иван Луковников, Павел Вавилов, Пётр Заикин, Василий Глазунов и Семён Иванов. Даже университетский переплётчик Водопьянов и тот не миновал этой участи.