Две сестры - [49]

Линдсей показалось, что вилка, когда она поднесла ее ко рту, весит целую тонну.

Они ели молча. Керри-Энн, словно чувствуя ее настроение, то и дело бросала на нее тревожные взгляды. Если бы не мисс Хони, которая стремилась вовлечь их в общий разговор своими беззаботными и веселыми репликами, Линдсей с сестрой можно было бы принять за совершенно чужих и незнакомых людей, случайно оказавшихся в соседних креслах в самолете. Когда с ужином было покончено, Керри-Энн вскочила и принялась убирать со стола, не дав Линдсей возможности помочь ей. Линдсей понимала, что сестра изо всех сил старается быть полезной в надежде, что она позволит ей остаться, и терзавшее ее чувство вины оттого, что она намеревалась сделать, лишь усилилось.

Линдсей убирала остатки ужина в холодильник, собираясь с силами для предстоящего неприятного разговора, когда раздавшийся за спиной громкий лязг заставил ее обернуться. Керри-Энн стояла у раковины, с отчаянием глядя на тарелку, разбившуюся на мелкие кусочки, которые разлетелись по полу во все стороны.

— Прости меня, — пролепетала она, встретившись взглядом с Линдсей. Она выглядела испуганной и потрясенной. — Она… она просто выскользнула у меня из рук.

— Не волнуйся, милочка. Такое может случиться с кем угодно. — Мисс Хони уже спешила ей на выручку с веником и совком в руках.

— Но это случилось не с кем-то другим, — голос у Керри-Энн поднялся и зазвенел, напряжение прошедших дней отразилось на ее лице. — Это случилось со мной — очередной облом. Разве не об этом вы думаете? — Ее синие глаза впились в Линдсей.

— Нет, конечно же нет. Это вышло случайно, — поспешила уверить ее Линдсей, но собственные слова показались ей неискренними.

А перед ее внутренним взором вдруг всплыл разбитый ангел из филигранного стекла с витой нитью, лежащий у ног маленькой испуганной девочки.

— Ну что ж, тогда я склонна к случайностям, — тем же самым уничижительным тоном продолжала Керри-Энн, стоя перед Линдсей. Лицо у нее раскраснелось, с рук капала мыльная пена. — В конце концов, я и здесь оказалась чисто случайно. Но эта случайность угрожает превратиться в закономерную катастрофу, тебе не кажется? Не поэтому ли ты не спешишь принять меня с распростертыми объятиями?

— Что за ерунду ты несешь? Мы — семья. Почему это мы не должны быть рады тебе? — Мисс Хони выпрямилась, перестав подметать осколки. — Разве не так, сладкая моя? — обернулась она к Линдсей, не выпуская веник из рук.

А Линдсей, растерявшись, никак не могла найти нужных слов.

— Конечно, — запинаясь, проговорила она. — Ты — всегда желанная гостья в нашем доме. — Ну, вот она и высказалась прямо и откровенно, подчеркнув слово «гостья».

— Но не тогда, когда мне нужна помощь? — Керри-Энн явно желала расставить все точки над «i». — Ты ведь это хочешь сказать?

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — пожелала узнать мисс Хони, уперев руки в бока.

Линдсей поняла, что сейчас не к чему ходить вокруг да около.

— Керри-Энн нужно где-то жить, и она спросила, не может ли переселиться к нам, — пояснила она мисс Хони, не сводя глаз с сестры.

— Только до тех пор, пока я не верну себе свою малышку, — поспешила уточнить Керри-Энн.

— Свою… у тебя есть дочь? — Мисс Хони повернулась к Керри-Энн, и на лице ее отразилось невероятное изумление.

Керри-Энн молча кивнула в ответ. В глазах у нее светилась глубокая, невысказанная боль, пока она излагала пожилой женщине сокращенный вариант истории, которую рассказала Линдсей прошлой ночью. Завершив свое повествование, она посмотрела сестре прямо в глаза, расправив плечи и гордо задрав подбородок, отчего стала похожа на маленькую девочку из их детства. Так она вела себя всегда, когда Линдсей пыталась заставить Керри-Энн слушаться ее, а та упрямо отказывалась. В ее взгляде вызов странным образом сочетался с мольбой. Казалось, глаза ее говорили: «Или помоги мне, или избавь меня от унижения».

И Линдсей поняла, что не может поступить так, как намеревалась. Оказывается, решение она приняла умом, а не сердцем. И какими бы недостатками не обладала Керри-Энн, она по-прежнему оставалась ее сестрой. «Я отвечаю за нее», — вновь подумала она, как в те времена, когда Керри-Энн была еще совсем маленькой. И хотя ее охватили дурные предчувствия, зловещие и назойливые, как стая ворон, она надела на лицо улыбку и сказала:

— Здесь твой дом. Можешь жить с нами столько, сколько захочешь.

* * *

В последующие дни у нее было множество поводов пожалеть о своем малодушии. Нельзя сказать, что сестра не старалась, просто слишком часто ее усилия были тщетны.

— Не все такие правильные, как ты, — заявила ей однажды Керри-Энн, после того как Линдсей сделала ей замечание, когда она бросила влажное полотенце на полу в ванной — в который уже раз.

Керри-Энн обвинила сестру в том, что та не помнит, сколько раз за ней приходилось вешать на крючки полотенце или одежду, которая частенько оказывалась разбросанной по ковру. Керри-Энн, похоже, не понимала, что дело не в том, чтобы проявлять внимание и уважение в некоторых случаях, — нужно вести себя так постоянно, не задумываясь.

Взять, к примеру, курение. По большей части Керри-Энн соблюдала договоренность и курила на улице, но несколько раз Линдсей возвращалась домой с утренней пробежки, и ее встречал красноречивый запах сигаретного дыма. Всякий раз она принималась укорять Керри-Энн, которая с глуповатозастенчивым видом признавалась в том, что ей было лень выйти наружу. А один раз она даже обвинила погоду, заявив: