Две повести о любви - [15]
«Der Standard», независимое и либеральное электронное издание
Проза Эриха Хакля — это борьба за справедливость, против страданий, тихое и упорное сопротивление предать прошлое забвению.
«Tages-Anzeiger», Цюрих
Его способность оживлять сжатые до газетного сообщения подлинные факты истории и возвращать их сегодняшней действительности, точность и выразительная сдержанность языка заставляют вспомнить прозу Генриха фон Клейста.
«Süddeutsche Zeitung», Мюнхен
Своим кратким стилем изложения Хакль берет на себя функции летописца, он реконструирует историю, описывая подлинные события прошлого. К нему применимы слова Габриэля Гарсиа Маркеса: «Писатель может иметь определенную политическую позицию, но прежде всего он должен уметь хорошо писать».
«Siempre!», Мехико
Его поэтически тихие и одновременно пронзительные, словно начиненные динамитом, взрывные книги всегда занимают первые строки списка отечественных бестселлеров.
«News», Вена
Вести из недалекого и еще незавершенного прошлого — большая и серьезная литература современности.
«profil», Вена
Хакль один из немногих немецкоязычных авторов, которому удается объединить литературу и политику. Его книги пронзительны, но убедительны и пробуждают в людях мужество. Голос, взывающий к нам со страниц, обладает чистотой григорианских хоралов. Однако этот голос говорит о нашем времени, о властях предержащих и о тех, кто горячо любит и силен духом.
«Basler Zeitung», Базель
Свадьба в Аушвице[**]
[Случай из жизни]
Я не знаю правды, если предположить, что она вообще существует. Может, кто-то из рассказчиков и солгал. Возможно и обратное: все сказали лишь то, что сочли достоверным. А быть может, следуя врожденной потребности приукрасить любую историю, они нет-нет да и присочиняли что-нибудь. Или же остается еще предположить, что пелена воспоминаний ложится на факты и постепенно искажает рассказы очевидцев, изменяет и сгущает их, как это бывает с выводами историков.
Серджо Атцени.Сын Бакунина
Сегодня ночью я увижу во сне Руди Фримеля. У него будет белое восковое лицо и широко раскрытые глаза, словно он до смерти чем-то напуган. На нем будут тонкие полосатые штаны арестанта, скрывающие отмороженные места, и белая рубашка, вышитая розами. Чей-то подарок? Он будет улыбаться, как улыбался всегда. Я увижу ямочку на его подбородке. Он скажет: все меня забыли, и женщины, и друзья, и товарищи.
Чушь, скажу я ему.
Ах, Марина, моя маленькая бойкая свояченица! Ты еще помнишь меня, ответит Руди.
Он был славным парнем. Автомеханик, помешанный на мотоциклах. Убежденный социалист. Немножко сумасшедший. Сорвиголова, смельчак, искатель приключений. Говорят, в феврале тридцать четвертого он храбро дрался на улицах Вены. Потом бежал в Брюнн. Позже воевал у нас в Испании. Как бы могла сложиться его судьба?
Странно, что я увижу во сне именно его. После стольких лет. В том, что снятся мертвые, нет ничего плохого. Но почему он не снился мне раньше?
Рассказать тебе его историю? Ты и вправду хочешь ее услышать? Но предупреждаю: это лишь обрывки его жизни, и в моей голове они не складываются в ясную картину. Годы пролетают мгновенно, и когда оглядываешься назад, уже поздно отделять воображаемое от реального. Лучше расспроси о нем других. Хотя много они тебе тоже не скажут. Да и остался ли хоть кто-нибудь в живых из тех, кто знал его? Столько людей погибло! А те, что не погибли, умерли в своей кровати, как и полагается людям. Те же, что и не погибли, и не умерли в кровати, не смогут вспомнить, потому что не захотят вспоминать. Но даже среди тех, кто не захочет вспоминать, ты больше не найдешь ни одного, кто бы знал его.
…Фримель. Эдельтруде Фримель. Труде. Среди моих родственников нет ни одного Рудольфа Фримеля. Но в этом доме, в седьмом подъезде, живет один человек с таким именем и фамилией. Сколько ему может быть лет, тридцать два, тридцать пять? Скорей всего, тридцать два, а отцу его под шестьдесят. Насколько я знаю, у них нет телефона.
…Среди нашей родни нет ни одного Рудольфа. Вот уже сто пятьдесят лет. Нас, Фримелей, двадцать восемь, и ни единого Рудольфа. Я занимаюсь генеалогией, поэтому знаю точно. Интересно, не в Вене ли он родился? Дело в том, что все наши Фримели родом из Силезии.
…Фримель, Мария. Аннулировала свой телефонный номер с 30 июня.
…Нет, Тереза. Тереза Фримель. Никакого Рудольфа Фримеля я не знаю. Не могу же я знать всех Фримелей. А вы уже наводили справки в Граце? По-моему, там живет еще одно семейство Фримелей.
…Фримель или Фримль. Или с двумя «м», Фриммль. Испания, Франция, Польша? Послушайте, я же вам не бюро путешествий.
…Я смутно помню некоего Фримеля. Не то чтобы я встречался с ним лично. Но такую фамилию я частенько слышал на конспиративных встречах с молодыми вожаками «революционных социалистов». Мы встречались на улице, чтобы обсудить совместные кампании, нелегальную первомайскую демонстрацию или разбрасывание листовок в годовщину Февральского восстания. В этой связи фамилия Фримель звучала часто. Мы знали, что такой существует. Действует где-то в районе Фаворитен[16]. Да, ровно шестьдесят шесть лет тому назад.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Действие романа «Жара» происходит в Берлине, огромном, деловом и жестком городе. В нем бок о бок живут немцы, турки, поляки, испанцы, но между ними стена непонимания и отчуждения. Главный герой — немец с голландской фамилией, «иностранец поневоле», мягкий, немного странный человек — устраивается водителем в компанию, где работают только иммигранты. Он целыми днями колесит по шумным и суетливым улицам, наблюдая за жизнью города, его обитателей, и вдруг узнает свой город с неожиданной стороны. И эта жизнь далека от того Берлина, что он знал раньше…Ральф Ротман — мастер выразительного, образного языка.
Ироничный, полный юмора и житейской горечи рассказ от лица ребенка о его детстве в пятидесятых годах и о тщетных поисках матерью потерянного ею в конце войны первенца — старшего из двух братьев, не по своей воле ставшего «блудным сыном». На примере истории немецкой семьи Трайхель создал повествование большой эпической силы и не ослабевающего от начала до конца драматизма. Повесть переведена на другие языки и опубликована более чем в двадцати странах.
Петер Хандке предлагает свою ни с чем не сравнимую версию истории величайшего покорителя женских сердец. Перед нами не демонический обольститель, не дуэлянт, не обманщик, а вечный странник. На своем пути Дон Жуан встречает разных женщин, но неизменно одно — именно они хотят его обольстить.Проза Хандке невероятно глубока, изящна, поэтична, пронизана тонким юмором и иронией.
Автор социально-психологических романов, писатель-антифашист, впервые обратился к любовной теме. В «Минуте молчания» рассказывается о любви, разлуке, боли, утрате и скорби. История любовных отношений 18-летнего гимназиста и его учительницы английского языка, очарования и трагедии этой любви, рассказана нежно, чисто, без ложного пафоса и сентиментальности.