Две недели на соблазнение - [70]

Она взглянула на него сквозь длинные иссиня-черные ресницы, и его поразила ее роскошная цветущая красота. «Мужчина мог бы всю жизнь любоваться ею», — промелькнуло у него.

— Я и не собираюсь, — прошептала она.

Пульс его при этих ее словах бешено заколотился, и он пожалел, что они находились на людной площади, где присутствовал к тому же брат Джулианы.

Саймон встал, понимая, что если останется сидеть, то уже не сможет отвечать за свои действия. Наклонившись, он протянул руку и поднял девушку на ноги. И в тот же миг его окутал ее запах — странная смесь красной смородины и базилика. Она подняла к нему лицо, освещенное оранжевыми бликами костра, и он увидел в ее взгляде целый букет эмоций.

И тут Саймон понял, что если решится поцеловать ее здесь, на виду у всех, то она его не оттолкнет.

Соблазн был так велик, и герцог задался вопросом: что будет, если он так и сделает, если заявит на нее свои права здесь, на этой площади? Это, конечно же, все сразу изменит. Честь потребует жениться на ней, и скандал из-за Джорджианы отойдет на второй план в сравнении с решением герцога Лейтона отказаться от дочери маркиза ради дочери итальянского коммерсанта.

Но зато тогда у него будет Джулиана.

И в эту минуту он почувствовал, что этого будет достаточно.

А она вдруг проговорила:

— Прогуляемся еще немножко?

Слава Богу, она не почувствовала охватившего его желания, почти невыносимого. Откашлявшись, он ответил:

— Да, конечно.

Они зашагали назад к палаткам, и Джулиана, взглянув на ночное небо, сделала глубокий вдох, потом пробормотала:

— Думаю, я могла бы полюбить жизнь в деревне.

Его удивили эти ее слова. Казалось, что тихая деревенская жизнь совсем ей не подходила.

— Ты предпочитаешь деревню Лондону? — спросил Саймон.

Девушка улыбнулась, и он заметил в ее улыбке легкую грусть.

— Думаю, это деревня предпочитает меня.

— А я думаю, твое место в Лондоне.

Она покачала головой:

— Уже нет. По крайней мере до конца года. Думаю, я останусь здесь, в Йоркшире. Мне нравятся обитательницы Минерва-Хауса, и я готова завершить этот сезон.

Герцог нахмурился. Оказалось, что ему ненавистна сама мысль о том, чтобы оставить Джулиану в деревне. Неужели она действительно хотела остаться здесь, среди полей и овец? Нет, она должна кататься верхом в утреннем тумане Гайд-парка. Должна вальсировать в бальных залах, облаченная в шелка и атлас.

Вальсировать с ним, с Саймоном.

У него перехватило дыхание от этой мысли. Джулиана вместе с ним, в лондонском обществе? Невозможно!

Она остановилась возле одной из торговых палаток и провела пальцами по лежавшей перед ней простенькой шляпке, окаймленной зеленым кружевом. Саймон наблюдал, как ее гладкий изящный ноготок скользнул по полям шляпки, и представил, как этот пальчик скользит по его шее, плечам, груди…

Тотчас возбудившись, он вздрогнул, но взгляда не отвел, по-прежнему как зачарованный смотрел на пальчики Джулианы.

Наконец, когда уже не было сил смотреть, герцог достал из кармана кошелек с монетами и сказал хозяину палатки:

— Я бы хотел купить эту шляпку для леди.

Глаза Джулианы расширились.

— Ты не можешь!..

Но хозяин уже взял деньги.

— Вам она нравится, миледи?

Но девушка не ответила. Глядя на герцога, она тихо сказала:

— Так не делается. Ты не должен покупать мне одежду.

Герцог взял шляпку с прилавка и бросил торговцу еще одну монетку. Протянув шляпку Джулиане, сказал:

— А я думал, ты не откажешься.

Джулиана бросила взгляд на шляпу, и ему показалось, что она не захочет ее взять. Когда же все-таки взяла, он с облегчением выдохнул.

— Кроме того… Я же обещал купить тебе шляпку взамен той, что ты потеряла. — Он тотчас вспомнил свои ощущения, когда обнимал ее, замерзшую и дрожащую. И пожалел, что заговорил об этом.

— Если память мне не изменяет, мистер Пирсон… — Джулиана вертела шляпку в руках. И вдруг, улыбнувшись, заявила: — Вы хотели купить мне дюжину.

Саймон кивнул с напускной серьезностью и вновь повернулся к торговцу.

— У вас есть еще одиннадцать? Быть может, других цветов…

Торговец в изумлении вытаращил глаза. Джулиана же рассмеялась, схватила герцога за руку и потащила прочь от палатки. Через плечо широко улыбнулась продавцу и крикнула:

— Он пошутил! Извините!

Глаза мужчины заискрились весельем, и он прокричал в ответ:

— Это же Ночь костров, миледи! Сжигание старины Гая делает нас чуточку сумасшедшими!

Когда они отошли, Саймон заметил:

— Я бы сказал, чуть более веселыми.

— Да, наверное, — отозвалась Джулиана. Замедлив шаг, она искоса взглянула на своего спутника, потом на шляпку. И тихо сказала: — Спасибо.

— Не за что. Это доставило мне удовольствие.

И он не солгал. Более того, ему хотелось купить ей сотню шляпок, накидок и платьев. И еще лошадей, седел и клавесинов — всего, чего ее душа пожелает. Ему хотелось, чтобы у нее было в избытке всего, что делает ее счастливой.

Когда же она тихо проговорила «прости», Саймон услышал в ее голосе грусть, и ему это совсем не понравилось. Он остановился и спросил:

— За что?

Одно ее плечико едва заметно приподнялось. Боже, он уже начинал обожать этот жест!

— За все. За то, что была такой упрямой. За то, что бросила тебе вызов и провоцировала тебя. За то, что посылала неприличные записки, за то, что сердила тебя, расстраивала и все так… усложнила. — Джулиана пристально взглянула на него, и он увидел искренность и раскаяние в ее огромных голубых глазах.