Две коровы и фургон дури - [17]

Я хотел пошевелиться, но мои ноги приросли к земле. Вросли и пустили глубокие корни. Кровь прилила к коже, запах ужаса оплетал со всех сторон тугим коконом. Как будто он любил меня, или желал меня, или и то и другое вместе, и если я не уступлю, то получу ножом в живот. Я не хотел умирать от удара ножом в живот. Я домой хотел! Сзади ухнула сова, и я застыл в холодном поту. Я слишком долго светил фонариком. Я щелкнул выключателем и вздрогнул от резкого звука. Ура, я могу двигаться! Я пошевелил затекшими пальцами и услышал их треск. Потом отступил на шаг, повернулся и пошел назад. И вдруг я понял, что уже не иду, а бегу, сломя голову несусь по лесу, через кусты, через колючую проволоку, падаю, поднимаюсь, и вот я уже мчусь к своему стаду через поле. Коровы увидели, как я бегу к ним, и некоторые из них быстро поднялись с земли и опустили головы, грозя мне рогами. Я обежал стадо, взлетел на холм и только там обернулся и посмотрел на лес.

Лес не изменился. Он все еще казался мирным, тихим местом, где птицы спят в своих гнездах, а мышки снуют под покровом травы — теплым, сухим и безопасным. Но сова следила за мной, не смыкая желтых глаз. Канюк выжидал. Лисы рыскали по лесу, то замирая на месте, то двигаясь вперед, принюхиваясь, прислушиваясь. Да, скоро кровь впитается в землю и лес забудет о том, что произошло там сегодня ночью. Но пока свежая кровь блестела в лунном свете, веревка натягивалась, и мир с натугой вращался и раскачивался. Я выскочил из ведущих в поле ворот, прямиком помчался к парадной двери хозяйского дома и заколотил в нее кулаками. Тишина. Никто мне не ответил. Я заорал:

— Мистер Эванс! — и снова заколотил в дверь кулаками, в этот раз еще громче.

Наверху вспыхнул свет и открылось окно. В нем появилась голова мистера Эванса, который взглянул вниз и гаркнул:

— Кто еще там хулиганит?!

— Это я! — сказал я. — Эллиот! Мне надо срочно позвонить от вас!

— Позвонить? Что ты болтаешь?

— Я нашел труп. Труп! В лесу.

— Чего?

— Он висит на дереве…

— Ты что, совсем напился?

— Нет!

— Тогда в чем дело?

— Я же сказал!

Он начал закрывать окно.

— Нет, постойте! Мне кажется, там в лесу кого-то убили!

Мистер Эванс остановился и посмотрел на меня сверху вниз. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, и его железные зубы блеснули в лунном свете.

— Пожалуйста, мистер Эванс. Впустите меня!

Наверное, что-то моем голосе убедило его, а может быть, он просто хотел стукнуть меня за то, что я поднял его с постели, но, так или иначе, через пару минут лестница заскрипела под тяжестью его шагов и он отодвинул засов. Я влетел в прихожую и, не говоря больше ни слова, схватил со стола телефон, набрал 999 и закричал в трубку: «Полиция!»

Они приехали через полчаса, два толстяка в сине-белой машине, и первое, что они сказали, было:

— Да что у вас тут сегодня происходит?

— Не знаю, — сказал я.

— Сначала эта стычка на дороге… — Полицейский махнул рукой в направлении холма, откуда раздавались сирены. — А теперь это… — Он вытащил блокнот. — Ну-с, так, значит, заявитель утверждает, что обнаружил в лесу тело человека, повешенного на дереве. Это вы звонили? — спросил он мистера Эванса.

— Нет, не я. Он, — хозяин ткнул в меня пальцем.

— Ну-ка, сынок, — полицейские подошли ко мне поближе, — пил сегодня, признавайся? Что пил? — Один из них принюхался. — Небось перебрал выдержанного яблочного сока?

— Так я и думал, — сказал мистер Эванс.

— Ну что, признавайся, пил?

— Да ни хера я не пил! — заорал я. — Не пил я, понятно? Не пил! Пошли, я покажу вам, что я видел.

— Не стоит… — нахмурившись, сказал тот, что был толще, — употреблять такие слова. Совершенно необязательно. — Он полез в карман. — Кстати, мы можем тебя арестовать за оскорбление власти…

— Давайте арестовывайте, но сначала пойдемте со мной, я покажу вам! — Я кубарем скатился с лестницы и замахал на них руками. — Быстрее!

Обернувшись, я увидел, что за моей спиной мистер Эванс крутит пальцем у виска, а другой рукой как бы подносит ко рту кружку. Полицейские понимающе кивали. На мгновение мне показалось, что они вообще не пойдут со мной, но затем они все-таки двинулись со двора и последовали за мной в сторону поля.

Я шел впереди, все время пытаясь не слишком сильно убегать вперед. Я-то привык бегать по полям, а эти два бедняги сразу запыхались, сопели, тяжело дышали, а потом один из них прикрикнул:

— Да не несись ты так!

И я остановился, чтобы им легче было меня догнать. Через пятнадцать минут мы уже стояли под тихо качающимся телом, они осветили его фонариками, и один пробормотал:

— Вот черт!

А другого в это время выворачивало в кусты.

— Когда ты обнаружил тело?

— Около часа назад. Может быть, меньше.

— Ты что-нибудь здесь трогал? Передвигал?

— Нет.

— Ты уверен?

— Конечно уверен!

Полицейский попытался настроить рацию. Сигнала не было.

— Ладно. Стен, приведи себя в порядок и отправляйся к машине.

Стен опять склонился над землей.

— А ты, — повернулся ко мне толстяк, — не уходи далеко. Ты нам еще понадобишься.

Остаток ночи прошел в суете. Приехало подкрепление, место вокруг тела оцепили. На рассвете приползла «скорая», набитая полицейскими с фотоаппаратами, чемоданчиками и ящиками. Все они расположились у опушки леса. Я отправился к себе в трейлер и часок вздремнул, а потом пришло время доить коров. Я работал как в тумане: ноги ватные, глаза закрываются на ходу, а в носу стоит запах ужаса. Когда я не думал про болтающее тело, я думал о Спайке. Я представлял себе, как он сидит в своем дурацком гараже под дурацкими пучками сушеной травы с дурацкой улыбкой на дурацкой физиономии. И как он тянет свои долбаные ручонки к растениям и гладит их по долбаным идиотским листикам. Ну зачем, Спайк? Ну почему ты не слушаешь, что тебе говорят? Зачем ты слушаешь только свою жадность, хотя жадность тебя вот-вот заведет в беду, так что даже сам не заметишь? Может быть, в этом-то все и дело. Если ты представляешь себе эту беду, то ты от нее защищен. Или что-то вроде того. Не знаю. Не все ли равно? Но мне было не все равно, хотя это уже мои проблемы.