… Зверь не знал, как он попал в эту яму и что он здесь делает. Он вообще ничего не знал, кроме одного: близко, очень близко пульсация теплой крови, запах пищи и страха. Запах жертвы. Это где-то наверху, но разве сильному, яростному, голодному зверю существуют помехи, когда то, что он так вожделеет, совсем рядом…
Внезапно наступившая тишина напугала Дору сильнее, чем рыки и завывания. «Это затишье перед бурей», — пронеслась ясная и четкая мысль. А в следующую секунду раздался самый ужасный звук, который она только могла себе представить — треск ломающихся досок. А потом Дора как будто оцепенела, и смотрела на себя со стороны, словно это не она, а какая-то другая женщина сидит на кровати, забившись в угол и прижимает к себе ребенка, не она видит, как слетает дверь с петель, не на нее смотрят желтые глаза, в которых нет ни капли человеческого, не она открывает рот в беззвучном крике, не она ощущает незнакомый, омерзительный запах звериного дыхания, не ее опрокидывает и прижимает страшным весом к постели какой-то дикий, невиданный, чудовищный и абсолютно незнакомый зверь, не из ее горла течет что-то теплое и не ее окутывает тьма…
Ремус открывает глаза и не может понять, где он находится. Он в комнате, хотя точно помнит, что Дора закрывала его в подполе. Он почему-то лежит на кровати, одеяло на полу, а простыни мокрые и залитые чем-то темным и липким. Он с трудом поворачивает голову и прямо перед собой видит застывшие, широко раскрытые глаза жены. И через секунду понимает, что произошло ночью. А потом он начинает кричать.
