Дваждырожденные - [65]

Тогда Крипа повесил на веревке полый коровий рог и предложил устроить состязание. С десяти шагов рог, чуть раскачиваемый ветром, показался для меня неуязвимой целью. Я попробовал пустить стрелу без особой надежды на успех и, конечно, промазал. Митра целился и приноравливался так долго, что его левая рука, державшая лук, стала дрожать от напряжения. По-моему, он промахнулся еще больше, чем я.

Потом перед мишенью на расстоянии двадцати шагов встал Крипа. Он широко расставил ноги в канонической стойке «треугольника», медленно поднял лук, мягко, почти нежно, оттянул тетиву сгибом большого пальца к самому уху и секунду помедлил, словно прислушиваясь, что шепчет ему на ухо соколиное оперение стрелы. Через мгновение тетива уже билась в широкий кожанный браслет, защищающий кисть левой руки. Стрела пронзила рог так же точно, как нить входит в игольное ушко в руках умелой мастерицы.

— Как поет тетива! Как удобно ложится стержень в руку, отзываясь на каждое прикосновение хозяина. Услышьте мелодию грозного оружия. Найдите свой мотив, и ваши стрелы полетят непрерывным лучом света. — сказал Крипа.

Увиденное заставило задрожать от восхищения мое сердце. Было в искусстве Крипы что-то от дрожания золотой струны вины, медитации, сложного храмового ритуала. Я обернулся к Митре. Он тоже не остался равнодушным:

— Представляешь, так можно и с колесничими драться! Раз… И стрелу по оперенье прямо в глаз … и плевать на любые доспехи! — воскликнул мой друг.

Крипа отложил лук.

— Прежде чем побеждать врага, надо одержать победу над шестью своими главными противниками: страстью, гневом, жадностью, гордостью, недомыслием и высокомерием. Полное сосредоточение на главной цели даст возможность вашим стрелам лететь вслед мысли. Когда стреляет Дрона, кажется, что стрелы в полете догоняют одна другую. Савьясачин может метать стрелы с обеих рук с такой частотой, что они кажутся тучей саранчи. Стрела, летящая в цель, убивает чисто. Если по отношению к войне можно говорить о милосердии, то именно лук до наших дней считается самым милосердным оружием. Что может быть омерзительнее рубки на мечах или боя на палицах! Многие из наших братьев просто не могли заставить себя взять в руки оружие, которое предназначено для отрубания кусков плоти живого человека. А что испытывает человек, обладающий брахмой, раскраивая череп врага… — Крипа даже содрогнулся от отвращения.

— Однако Бхимасена и Дурьодхана именно в бою на палицах достигли наибольшего совершенства, — заметил Митра. — Я слышал рассказы, что даже тренируясь, они были сосредоточены только на одном желании: проломить голову друг другу.

— Да, ты, к сожалению, прав, — вздохнул Крипа. — Многие наши братья потеряли остроту сопереживания. Бхимасена обучен и рукопашному бою, то есть он способен убить человека голыми руками. Для этого надо забыть о том, что твой противник — живое существо, то есть ненавидеть его до помешательства. Всеми видами оружия владеет Арджуна, но, думаю, даже у него не хватило бы духу убить человека голыми руками. — Словно что-то вспомнив, Крипа как бы про себя добавил — Но ведь Бхимасена — не единственный из дваждырожденных, потерявший дар сострадания. Кровь, однажды пролитая, тянется за человеком всю жизнь, искажает его чувства, туманит разум. Тяжелая карма у Бхимы. Вся мощь его брахмы теперь направлена только на убийство. Мне страшно подумать о том, что ждет его впереди. Если бы рядом с Бхимасеной не было бы благого влияния его братьев, он мог бы превратиться в ракшаса. Несколько поколений назад Высокая сабха исключала таких людей из узора. Но сейчас жестокое время, и многие наши заповеди нарушены.

— Но ведь вы сами говорили, что долг кшатрия — убивать, — сказал я.

— Убивать, когда это необходимо, но не наслаждаться убийством. Однажды, когда я еще был молод и обучался стрельбе из лука у Дроны, к нам в ашрам пришел сын царя нишадов Экалавья. В нем неожиданно пробудилась брахма, как и в тебе, Митра. Но он не попал вовремя в поле зрения наших учителей. Тренируясь самостоятельно, он научился метко стрелять. Но он не постиг законов благого поведения и пришел к Дроне с единственной целью — стать лучшим стрелком из лука. Благородства и сострадания в нем было не больше, чем в людоеде из дикого леса. И когда Дрона отказался обучать его своему искусству, он ушел в леса и стал жить как аскет. Экалавья сделал из глины идола, похожего на Дрону, назвал его своим учителем и начал упорно тренироваться. Его не интересовало ничего больше в этом мире. Поистине, им овладел ракшас. Однажды мы с Дроной встретили его в лесу — заросшего волосами, с коростой из грязи, одетого лишь в шкуру черной антилопы. С нами была собака, почуявшая его издалека. Как видно, она приняла его за зверя и громко залаяла. Экалавья пустил стрелы по звуку сквозь сплошную листву и попал собаке прямо в открытую пасть. Несчастное животное издохло у нас на глазах. Дрона потемнел лицом и сказал Экалавье, что он не достоин ниспосланной ему силы. Не знаю, каким волевым усилием Дроне удалось склонить его к подчинению, но после короткого разговора Экалавья схватил тесак и сам отсек себе большой палец правой руки. После этого он уже не мог владеть луком. Жестоко, конечно; но что было делать? Не брать же слово с человека, которым овладел ракшас кровожадности.