Дважды первый - [39]
Жак позже рассказывал, что на другой день в итальянских газетах появились интервью, где говорилось, что Пиккары увидели на дне «мириады разнообразных раковин и фосфоресцирующих рыб».
Из этих же газет отец с сыном узнали, что в один с ними день, 14 августа 1953 года, совершил погружение французский батискаф ФНРС-3. Жорж Уо и Пьер Вильм опустились на 2100 метров и побили достижение Отиса Бартона.
Огюст Пиккар отдал им не только свою идею, но и свой батискаф — ведь это он его выдумал, он его проектировал, и он начал строить его, и вот теперь он же, Огюст Пиккар, должен был их догонять.
Наверное, в те минуты старый профессор испытал какую-то горечь… Конечно, он ни за что не признался бы в том даже сыну, даже себе. Впрочем, он не собирался покинуть арену борьбы. Он еще не сказал своего последнего слова. У него был «Триест». У него был сын Жак. У него была надежда, и у него была вера в успех.
Этот старик, который уже вплотную подошел к рубежу в семьдесят лет, никак не хотел признать себя побежденным. Он отвергал самую мысль о том, что все в его жизни лучшее уже позади, и больше того, что он сделал, ему не добиться. Вероятно, он и не думал об этом. Просто он ощущал в себе еще достаточно сил, чтобы работать, чтобы не помышлять о времени, когда ему останется только одно: уйти на покой.
Многие люди — Пиккар это видел — быстро дряхлели, едва оставляли работу. Это только сначала казалось им — вот когда придет наконец долгожданный, заслуженный отдых, тогда и начнется спокойная, почти беззаботная жизнь, и можно будет целиком посвятить время себе самому, заняться тем, о чем прежде мечталось.
Нет, все это иллюзия. Человек, всю жизнь проживший в труде, уже не может обойтись без него. Жизнь, словно бы раз навсегда сообщив человеку скорость, движение, уже не позволит ему отойти в сторону, остановиться. Те, кто пытался покинуть орбиту движения, тот обречен, тот должен угаснуть.
Думал ли обо всем этом профессор Пиккар? Может быть — да, может быть — нет. Он не любил делиться сомнениями. Он считал, что у каждого человека и без того достаточно своих забот и сомнений, чтобы он мог нести еще чьи-то. Каждый должен сам понять себя и найти правильный выход. А если ты не сумеешь сделать это, то кто же тебе подскажет его? Кто знает тебя лучше, чем знаешь ты сам?
Огюст Пиккар понимал, что уже многое сделал — он изобрел стратостат и поднялся на нем в стратосферу. Он изобрел батискаф и опустился на нем на дно океана. И если достигнутая высота в стратосфере принесла ему чувство полного удовлетворения, то батискаф пока еще только разжег желание опуститься на ту глубину, на которую его аппарат был способен.
Все-таки, что бы он там ни говорил, ему очень хотелось превзойти достижение французов в батискафе, который он оставил в Тулоне. Пусть ради принципа, но все же хотелось.
После испытаний в Неаполитанском заливе профессор Пиккар убедился в надежности своего аппарата, теперь он был готов к большим погружениям.
В это время его заботил только один вопрос: какую глубину выбрать для первого серьезного испытания? Неподалеку от острова Капри на дне моря есть впадина — глубина там 1100 метров. Можно вывести батискаф дальше в открытое море, к острову Понца, там дно глубже — 3600 метров отделяют его от поверхности. Собственно говоря, это самое глубокое место Тирренского моря.
Пиккар мог пойти сразу к острову Понца, но предпочел направиться к Капри. Кажется, ему не хотелось, чтобы его экспедиция выглядела погоней за батискафом французов. Уж очень ему не нравился шум. поднятый прессой.
К вечеру 25 августа буксир вывел «Триест» из бухты Кастелламмаре и взял курс на Капри. В дороге к каравану присоединился итальянский военный корвет «Феникс», который должен был охранять зону погружений «Триеста» от вторжения посторонних судов, ибо никто, даже сам профессор Пиккар, не мог предсказать, в каком именно месте всплывет батискаф. Это было бы настоящей катастрофой для обоих судов, если бы, поднимаясь, батискаф напоролся на днище проходящего корабля. Поплавок «Триеста» непременно разрушился бы, бензин вытек в море, и гондола весом в двадцать две тонны буквально камнем пошла бы на дно. Вот почему профессор Пиккар настойчиво просил в итальянском адмиралтействе корабль сопровождения.
Неизвестно, как журналисты узнали о том, что именно «Феникс» пойдет в экспедицию, но на его борт набилось пятьдесят репортеров.
А во время спуска начались неполадки. Водолаз задел аквалангом самое слабое место в системе сбрасывания, и две или три тонны дроби ссыпались в воду. Потом оказалось, что один из двух бункеров с балластом из-за этой случайной аварии работать не будет, и Пиккар уже собрался отменить в этот день погружение, как Жак предложил выход, позволяющий спускаться со сломанным бункером.
И вот они с сыном вновь спускаются по узкой шахте в гондолу, вновь глухо ударяет металл о металл — закрывается 160-килограммовая крышка люка гондолы, и сразу становится поразительно тихо. Еще несколько минут, и батискаф устремился к далекому дну.
Профессор Огюст Пиккар: «Меня часто спрашивают, о чем я думал в такие минуты? Ни мой сын, ни я не ожидали какого-либо несчастья. Но тем не менее все же надо сознаться, что меркнущий день, в то время, как стрелки манометров показывают возрастающее давление, некоторым образом влияет на настроение. Мы были совершенно уверены, что после сумерек и ночи снова наступит день. К этому все человечество привыкло, присутствуя при смене дня и ночи сотни миллионов раз. Но до настоящего времени можно было по пальцам сосчитать тех, кто поднялся из подводного царства мрака».
