Двадцать три раны Цезаря - [11]

— Андре! Эстелла!

Уманцев кивнул и пошел в указанном направлении.

«В конце концов, так не поступают с другом. Сколько можно кувыркаться с этой черномазой! Мы с ним не виделись три месяца, а он меня тут же бросил. Да и нельзя столько времени заниматься любовью, я ведь тоже мужчина, я знаю. С Иркой самое большое… ну минуты две, больше не выдерживаю, да и зачем? Она, правда, в последнее время стала недовольство какое-то выражать… Так это все от видика! Насмотрится с подружками на самцов из порно, и тоже жаждет изнемогать от наслаждения. Ну так там и девушки экстра класса — стройные, груди тугие, не то, что у Ирки — возьмешься, а они, будто тесто, расползаются. И можно их по-всякому, а Ирке так не нравится, так больно, а по-другому — мне неохота».

Роман подошел к хижине и услышал стоны и вопли, точно по видику.

— Во дают! Да не может быть. Это они уже с час, что ли?

Он осторожно приподнял легкую тростниковую циновку, закрывавшую вход, и увидел в свете луны две сплетенные фигуры, которые плавно изгибались, сближаясь, чуть отдаляясь, будто плавали в каких-то невидимых волнах. Их стоны сливались, то усиливаясь, то затухая, движения становились порывистыми, неистовыми, потом вновь плавными…

— Н-да! — почесывая затылок, побормотал Роман. — Ну Андрей дает! А эта его, тоже хороша. Ирке расскажу, не поверит.

Роман опустил циновку и сел на скамеечку у входа. По его расчетам прошло еще с полчаса, пока наконец раздался триумфальный вскрик. Потом появился Андрей.

— А, ты здесь? Пошли в городок.

В проеме хижины возникла фигура Эстеллы, с повязанным на бедрах платком. Она подошла к Андрею, прильнула к нему и потянулась к его губам. Роман никогда не видел, чтобы люди так целовались наяву. Только в кино, да и то зарубежном.

Всю обратную дорогу он пытался собраться с мыслями, чтобы четко и ясно обрисовать Андрею опасность его положения, а затем совместно постараться найти из него выход.

Но едва Роман подготовился к разговору, как они уже оказались у себя в комнате, и он, точно не прижившаяся на чужбине береза, свалился на кровать.

ГЛАВА 4

Утром его разбудили звуки. Какие-то новые, непонятные. Он приоткрыл глаза и тотчас поспешил их зажмурить. От сознания, что он находится в Анголе, стало как-то не по себе. Даже мысль о двухкомнатной квартире не внесла необходимой доли оптимизма. Зато ее внес Андрей.

Он подошел к Роману, упорно не желавшему просыпаться, и брызнул ему в лицо водой.

— Вставай. Здесь залеживаться некогда. Каждый день открывает перспективы на много лет.

Уманцев открыл глаза. Загорелый крепкий Андрей поднимал гантели, накачивая мускулы.

— Вставай. Я сейчас приму душ. Потом завтрак в столовой, потом в автобус и на «Катоку». Увидишь, какой это размах.

Роман сел на кровати.

— Не рассиживайся! — крикнул ему Андрей, скрываясь в ванной.

— Мне надо с тобой поговорить! — крикнул ему вдогонку Роман.

Андрей на секунду выглянул и ответил:

— Мне с тобой тоже.

В столовой к Роману подошел Торопков:

— Это что же, товарищ Уманцев? Нехорошо! Мне вас рекомендовали как настоящего коммуниста, а вы в первый же день с этим диссидентом, этим космополитом в деревню ушли.

Пока Уманцев ставил себе на поднос салат и котлеты, он, что было ново для него самого, быстро сообразил, что тот из них заслужит одобрение Мальцева со всеми вытекающими отсюда последствиями, кто окажется проворнее, хитрее и наглее. Поэтому, взяв стакан компота из достающих повсюду советского человека, даже в Африке, сухофруктов, тихим, но уверенным голосом сказал:

— Мне тоже рекомендовали вас, как дальновидного работника. А ведь это по вашему попустительству наш товарищ Варичев подпал под влияние так называемой свободы. Где же вы были? Отчего бездействовали?

Торопков чуть не выронил поднос.

— Да… — смертельно побледнев, принялся оправдываться он, — я докладывал начальнику объекта товарищу Бедову, но он сказал, что такого специалиста, как Варичев, не может отправить в Москву за несоответствующее поведение. Он, этот Варичев, по его словам, чуть ли не всех нас стоит. Поэтому Бедов мне приказал не обращать внимания на его выходки. Пусть, говорит, покуралесит, лишь бы работал. А уж когда вернется, вы там с него хоть стружку снимайте. Зато все остальные у меня, как в армии. Побудка, отбой и с территории — ни шагу. Была ознакомительная экскурсия в деревню, один раз. Пообщались с местными товарищами часика полтора и все, назад.

Уманцев покачивал головой, слегка насупив брови и надув губы, выслушивая в первый раз в жизни отчет партийного служаки.

— Вот видите, — садясь за столик, начал Роман, — как вы легко отказались от борьбы за своего товарища. А я пошел прямо в пекло, чтобы самому разобраться, что привлекает в этой дрянной деревне Варичева. Потому что, как говорится, лиха беда начало, потом другие, глядя на него, начнут вести себя подобным образом.

У Торопкова даже живот втянулся от ужасной картины, нарисованной прозорливым Уманцевым.

— Ну и что вы там разузнали? — осторожно спросил он.

— Об этом позже, — сказал Роман, показывая движением головы, что к столику идет Варичев. — Мы с вами обо всем поговорим позже. А вообще, должен со всей прямотой заметить, что упустили вы Варичева.