Двадцать три - [9]

– Ах вот как?

– Да, вот так, – ответил он.

– Что-то прежде не слышала, чтоб тебе не нравился вкус.

– Не в том дело, – пробормотал он.

Арлин указала на кофеварку:

– Что ж, тогда налей туда воды и приготовь сам, по-новому.

Дон Харвуд заморгал.

– Я не умею варить кофе. Ты всегда его варила. Я всегда неправильно отмеряю дозы.

– Что ж, теперь самое время поучиться.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, затем Дон придвинул к себе кружку и сказал:

– Прекрасно. В таком случае иду на рекорд, хоть мне это и претит.

– В таком случае пошлю в Си-эн-эн твит, – сказала Арлин.

– Нет, ей-богу, с вами не соскучишься, – заметил Дэвид.

– Это уж точно, – кивнула Арлин. – Чем собираешься заняться сегодня с этим – да упаси нас боже! – возможно, будущим мэром?

– Ничего особенного, – ответил Дэвид. – Похоже, день сегодня будет спокойный.

Тут его отец вдруг поднял голову и напоминал теперь оленя, прислушивающегося, не идет ли охотник.

– Слыхали? – спросил он. Должно быть, где-то сильный пожар. Все утро слышал, как воют сирены.

Эти же сирены разбудили Виктора Руни.

Было начало девятого, когда он открыл глаза. Посмотрел на радио с будильником, рядом на тумбочке стояла недопитая бутылка пива. Спал он хорошо, особенно с учетом того, что было накануне, да и сейчас чувствовал себя неплохо, пусть даже и завалился спать в два часа ночи, никак не раньше. И как только голова коснулась подушки, вырубился моментально.

Он протянул из-под одеяла руку, хотел включить радио, послушать новости. Но восьмичасовая программа новостей из Олбани уже закончилась, и сейчас радиостанция передавала музыку. Группа «Спрингстин», «Улицы Филадельфии». Самая подходящая песня ко Дню поминовения, а праздник этот, можно считать, начался уже в субботу. В эти выходные славили людей, мужчин и женщин, которые погибли, сражаясь за свою страну, а песня посвящалась городу, где была подписана Декларация независимости.

Словом, в самый раз.

Виктору всегда нравились «Спрингстин», но слушая эту песню, он погрустнел. Как-то раз они с Оливией собирались пойти на концерт этой группы.

Оливия вообще обожала музыку.

Нет, нельзя было сказать, что она сходила с ума от Брюса, но очень любила некоторые его песни, особенно шестидесятых-семидесятых. Среди ее любимчиков были дуэт Саймон и Гарфанкел, а также рок-группа конца шестидесятых под названием «Криденс Клиавотер Ривайвл». Однажды он услышал, как она поет «Счастливы вместе», и спросил, кто написал эту песню. «Тётлз»[3], ответила она.

– Чего ты мне голову морочишь? – сказал он. – Разве была такая группа под названием «Тётлз»?

– Да, «Тётлз», причем всегда с определенным артиклем, – поправила его она. – Как и «Битлз», тоже с определенным. Никто не говорит просто «Битлз». И если можно назвать группу «Жуки», то почему бы не быть и «Черепахам»?

– Так, значит, счастливы вместе, – сказал он, прижимая ее к себе, пока они шли по дорожкам колледжа Теккерей. В ту пору она еще была там студенткой.

То был самый счастливый их год перед тем, как все это случилось.

На этой неделе будет уже три года.

Сирены все завывали.

Виктор лежал неподвижно и прислушивался к этим звукам. Одна из них вроде бы доносилась из восточной части города, вторая – с севера. Полицейские автомобили или, скорее всего, машины «скорой». Не похоже, что пожарные. У тех звук сирен более глубокий, низкий. Слышны басовые нотки. Если это «скорые», то, судя по всему, съезжаются они к городской больнице.

Да, утро в Промис-Фоллз выдалось очень оживленное.

Что, что же такое происходит?

Похмелья он сейчас не испытывал – довольно редкое для него явление. И голова с утра почти совсем ясная. Вчера вечером он не выходил из дома куда-нибудь выпить, вместо этого вознаградил себя пивом, которое принес домой.

Вчера он тихо подобрался к холодильнику, достал бутылку «Бада». Ему не хотелось будить домовладелицу Эмили Таунсенд. После смерти мужа она переехала в этот дом и занимала спальню в этой же квартире наверху. Он взял бутылку с собой и отпил половину перед тем, как спуститься к себе, этажом ниже. А потом очень быстро заснул и так и не допил пиво.

А теперь оно теплое.

Но Виктор все равно потянулся к бутылке и отпил глоток. Скроил гримасу и поставил бутылку обратно на тумбочку, но слишком близко к краю. Она упала на пол, пиво выплеснулось на коврик и носки Виктора.

– О, черт! – пробормотал он и поспешно поднял бутылку, в которой осталось еще немного.

Выпростал ноги из-под одеяла и, стараясь не ступить в лужицу, поднялся и встал рядом с постелью. На нем были только синие трусы. Он открыл дверь спальни, сделал пять шагов по направлению к ванной, которая была не занята, и сорвал с сушилки первое попавшееся под руку полотенце.

И остановился прежде, чем сойти по лестнице.

Из кухни доносился запах свежемолотого кофе, но в доме было как-то необычно тихо. Эмили всегда вставала рано и первым делом заваривала кофе. Выпивала как минимум двадцать чашек в день, кофейник сопровождал ее почти повсюду.

Однако Виктор не слышал, чтобы она возилась на кухне, в доме царила полная тишина.

– Эмили? – окликнул он.

Никто ему не ответил, и он вернулся к себе в комнату. Сбросил банное полотенце на пол, в том месте, где пролилось пиво, и принялся топтать его босыми ногами, вкладывая всю свою силу. Когда, как ему показалось, все пиво впиталось, он отнес мокрое полотенце в холл, где сунул его на дно корзины для грязного белья, которая стояла в чулане под лестницей.