Двадцать третий пируэт - [12]

Репетиции продолжались весь день. Хореография, задуманная Верой, была сложной и непривычной. Часто, в очень корректной форме, она предлагала Игорю переделать ту или иную комбинацию. Он беспрекословно соглашался. Работал Градов много и вдохновенно. Появились первые корреспонденты. Игорь давал интервью. Скромно. С достоинством.

Первый акт вчерне был готов. Неожиданно дирекция спортзала надумала устроить капитальный ремонт. Срок аренды кончался, и она имела полное право поступать, как ей заблагорассудится. Князев, директор коллектива, и Градов бегали по вышестоящим инстанциям, но пока безрезультатно. Все подходящие помещения были заняты. В декабре артисты практически остались не у дел. Тех нескольких часов, которые им выделило хореографическое училище, хватало лишь на уроки. Градов нервничал. Премьера в этом сезоне была под угрозой.

Приближался Новый год. Встречать его решили вместе, всем коллективом. Сняли «Диетическую столовую» и оформили ее по своему вкусу. Елку украсили балетными атрибутами — косками, белыми мягкими туфлями, коробками с гримом. На верхушку водрузили лейку. Из посторонних присутствовали композитор Лебедь, балетоман Левин, Шипа и, конечно, совершенно обезумевший от приглашения Петлик.

Уже в раздевалке Шипа начала кокетничать с Лебедем — рассеянным, странным человеком в очках на кончике носа. «Горбатого могила исправит», — подумала Вера о подруге.

Лена Никитенко сидела рядом с Игорем. Вера — напротив.

— Друзья мои! — громовым голосом открыл вечер директор. — Сегодня, когда мы, так сказать, находимся на старте длинной, но многообещающей прямой, — и Князев вытянул вперед левую руку (в правой он держал бокал с водкой), — особенно волнительно видеть здесь весь, так сказать, монолит в полном составе. Это очень похвально. Хочу напомнить, в каких условиях нам предстоит бежать к финишной ленте.

Он явно затянул свою речь. Многие поставили бокалы и смотрели на директора с некоторым недоумением. Словесный поток остановил Градов. Он встал. Поднял высоко бокал. И с поклоном в сторону Князева сказал:

— Большое вам спасибо, Виктор Павлович, за добрые, мудрые слова.

— Я еще не все, — улыбаясь и грозя пальцем возразил директор.

— Надеюсь, это не последний наш Новый год. Успеете еще, Виктор Павлович. С наступающим, мастера!

И праздник начался. Веселились от всей души. Как говорится, с полной отдачей.

На Кремлевской башне били куранты. Каждый подумал о родных и близких, о работе, о себе. Каким он будет, этот новый год, встреченный в диетической столовой?

Потом начался капустник. Игорь очень смешно играл директора. Князев хохотал и ударял огромным кулаком по столу. В селедочнице подпрыгивала голова съеденной селедки. Лена талантливо изображала Скобелеву: Вера, неутомимая бабочка, порхала с цветка на цветок, и от ее прикосновения они оживали и распускались. В заключение на музыку и текст Градова была исполнена песня-гимн коллектива.

Пусть юн наш коллектив,

Но это лишь в актив.

Ведь молодость на сцене не помеха.

Всего лишь двадцать лет.

Коротких двадцать лет.

Как бабочка, артист балета.

Припев подхватывали все сидящие в зале:

И если с нами Градов,

Танцоры Ленинграда

Нигде, ни в чем

Балет не подведут.

Потом танцевали. За инструмент села Ольга Васильевна и заиграла мелодию, хорошо Вере знакомую. Ольга Васильевна играла в манере музыкантов джаза тридцатых годов. Пианино было сильно расстроено. Папироса в зубах исполнительницы дымила не хуже гаванской сигары. Мелодия воспринималась по-новому.

— Это вещь Армстронга? — спросила Вера.

— С ума сошла? — не выпуская из зубов папиросу, презрительно бросила Ольга Васильевна. — Вайля. «Опера нищих». «Трехгрошовая» Брехта. Мекки Мессер. Тра-та-та-та. Тра-та-та-та, — запела она, ломаясь пополам и доставая папиросой до клавиш.

Брехта и его «Трехгрошовую оперу» Вера знала, но спектакля не видела.

Усталый Петлик вертелся под ногами, мешая танцующим.

Градов и Лена сидели в углу под елкой. Игорь взволнованно рассказывал что-то интересное. Лена смотрела на него с восторгом. Не перебивая, слегка приоткрыв рот, она внимательно слушала.

Лебедь, обращаясь к Шипе, называл ее Катей, Шурой, Зиной, Галей, но только не настоящим именем. Она мужественно терпела и просила называть себя просто Шипой. Через минуту он назвал ее щукой. Сказав «вообще», она от него ушла. Второй, после «поэта», решительный поступок в Шипиной биографии.

Шел снег. Колонны Исаакиевского собора мерцали холодным брильянтовым блеском. Петлик бурно встречал свою первую в жизни ленинградскую зиму. Крепко держа друг дружку под руки, возвращались домой два хороших человека. Две закадычные подружки, Вера Скобелева и Нина Шипилова — Шипа.

В середине урока в класс пришел Градов. Нагнувшись перед зеркалом, чтобы не мешать артисткам, быстрой походкой прошел к инструменту. Морщась, помахал рукой, разгоняя дым, сел. Ольга Васильевна погасила папиросу. Девчонки подтянулись. Урок подходил к концу. В открытых дверях толпились ученики училища. Через несколько минут у них должен был начаться урок «характерного» танца.

Мужской походкой в класс вошла Петрова.

— Скобелева, время! — И Градову: — Привет, Петипа.