Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков - [69]

...Запутались в озерах. Построили плот. Переправились. Идем без отдыха. Начинается дождь. Страшное переутомление. Кошмарная ночь. Дождь заливал костер. Ни минуты сна. Утомляющий отдых...

...Записано у меня на Евангелии.

Все это легко вспоминать, но труднее переживать.

Помню наш тупик. — Только что мы, отобрав продукты вновь показали наш след... И нет хода.

Кругом озера... Красивая природа... Дикие лебеди... И некуда деваться.

Возвращаться обратно?.. Жалко... Нет карты и может быть опять безвыходное положение...

Надо построить плот и переправиться... И вот здесь самое трудное. Требуется напряжение сил... Надо нарубить, принести и связать лес... Хочется спать... Но надо.

С большим усилием срубишь дерево, очистишь его от ветвей, из последних сил дотащишь его до воды, сядешь отдохнуть и... заснешь.

Наконец плот готов. И тут я вспомнил возможную переправу через Шомбу. Не даром я так за нее беспокоился. — Лес был сырой и плот потонул. Хорошо, что было мелко, и мы все-таки очутились на другой стороне.

Я заботился только о винтовке, компасе, спичках и Евангелии. Засунул их в шапку и вынес сухими.

Почти по горло мокрые, вылезли мы из этой переправы... Но слава Богу попали на берег. Сняли и выжали мокрое платье. Пошли... Но не суждено нам было отдохнуть...

Начал накрапывать дождь. Идем дальше... Дождь сильнее.

Запросили отдыха...

Встали и началось мучение... Целую ночь лил дождь. Развели костер, но он не помогал. Дождь тушил его...

Нужно было сохранить спички. Я согнулся, спрятал их и компас на груди и так просидел всю ночь.

Не трудно было бы перенести это свежими. Но после всех тех лишений, которые нам пришлось пройти, это было очень тяжело...

Спать хотелось до смерти. Не было никакой возможности хоть сколько-нибудь согреться и забыться. — Крупный холодный дождь все время поливал спину, мочил штаны и наполнял сапоги...

Вся эта стоянка вместо отдыха только утомила и измотала меня.

Утром мы вышли... Компас на согнутой руке, винтовка на плече... Но сил нет.

Дождь продолжается. Меня шатает. Это был пожалуй самый худший для меня переход...

Вдруг тропинка! Выбитая, протоптанная... Свежих следов нет... Но не на запад, а в сторону — на северо-запад. Не по дороге...

Фантазия работала. — Лес разделен на просеки... Значит есть лесничие... Изба... Отдых под крышей. Обсушиться и поесть.

Все это проходило в голове и давало силу.

Я веду шатаясь и оступаясь на каждом шагу... Но впереди отдых... Приманка рисовалась слишком отчетливо... Изба, тепло, да, и милые, гостеприимные люди...

И вдруг опять тупик. По тропинке подходим к озеру... А на том берегу деревня...

Сил нет. Прежде, чем что-нибудь предпринять, нужно отдохнуть.

Помню как Мальбродский разговаривал со мной. Он был весь синий и его трясло какой-то ненормальной дрожью.

Так посмотрели мы на возможное счастье — достать хлеб, высушиться, обогреться и отошли на вынужденный отдых. Сил не было проявить какую-нибудь инициативу.

1-го июня. Веду, как пьяный. Утром дождь уменьшается и перестает. Днем становимся на отдых. — «Шалаш».

2-го июня. День и ночь на отдыхе. Изредка дождь.

Опять настали тревожные дни. Опять мы целые дни мокрые, холодные и голодные... И под боком соблазн — деревня с продуктами...

Пойти или нет?

Между нами и деревней вода. Переправимся — попадем в лапы большевиков... Нет — потеряем силы от истощения:

Надо попытаться...

4-го июня. Утром выходим на деревню достать продовольствия. Карел обещал дать и обманул. В деревне были кр-цы. Продовольствия очень мало. Идем на запад... Что-то даст Бог? Положение трагическое. Дорога трудная, почти сплошь болото. Надоели кукушки. Остановились на полчаса, съели по кружке «манны». Нужно всецело положиться на Провидение. Утешает, что каждый час приближает к цели.

Рано утром мы подошли к полосе воды, разделявшей нас от деревни... Она была у нас как на ладони... Крикнули. Раз два... Ответа нет. Наконец с того берега отчаливает лодка... Подходит к нам... В лодке мужик... Начинаем разговор. — «Мы землемеры, исследуем край, зашли в это место и заблудились. Нужны продукты. Нельзя ли доставить на этот берег?..»

Сидящий на лодке карел хитро улыбается и на русском, с акцентом языке отвечает, что хлеба в деревне нет. Разговор прекращается, и он ловким ударом весла поворачивает лодку обратно.

Я понял, что играть в прятки нечего, делаю два-три шага в воду и задерживаю лодку. Рассказывай!..

Мужик мнется, но потом выкладывает. — В деревне засада. Сейчас кр-цы куда-то ушли. Крестьяне запуганы. Приказано не давать продуктов и сообщать о всех лицах, которые обратятся за продовольствием. Обещана награда за поимку каких-то преступников...

Видно, что мы проиграли... Пошли на уговоры. Привези — заплатим...

Карел обещает и отчаливает... Мы наблюдаем.

Он выходит на берег. Около него собирается вся деревня. Митинг... Но никто не возвращается обратно... Надо уходить...

Без продуктов, голодные, вымокшие, усталые, по сплошному «непроходимому» болоту, без всяких перспектив впереди, двинулись мы на запад, надеясь только на Бога...

Оставалась у нас только «манна». Это была какая-то мука, взятая нами у рабочих, которая годилась на все. Из нее мы делали лепешки, ее же растворяли в кипятке и пили как что-то очень питательное.