Двадцать лет в батискафе - [21]

. Сейчас я уверен, что при таком количестве из­вести в сетках, воздух в кабине был у нас тогда чище, чем ко­гда-либо. Дюбюиссон, между прочим, до сих пор при случае шутливо обвиняет меня в попытке заживо похоронить его в не­гашеной извести. Нет, я не покушался на его жизнь; наоборот, я как никогда был озабочен состоянием здоровья своего спут­ника, прислушивался к его интонациям, ловил каждое его слово.

Кстати, я заметил, что разговоры в кабине батискафа всегда воспринимаются как нечто чрезвычайно значительное — может быть, само ощущение, что мы остались наедине в бескрайних морских глубинах, придает им особый вес? Мои спутники все­гда казались мне необычайно сильными личностями. Все они в какой-то мере способствовали моему развитию, хотя бы пото­му, что делились со мной своими познаниями в различных об­ластях. Господин Трегубов, например, рассказывал мне о планк­тоне, этом сокровище морей, без которого не было бы рыб. Бу­дучи директором биостанции в Вильфранш-сюр-мер, он уже тридцать лет изучал планктон и считался в этой области одним из крупнейших в мире специалистов. Батискаф мог сослужить ему хорошую службу, поэтому было решено, что «ФНРС-ІІI» от­правится в Вильфранш, чтобы дать Трегубову возможность совершить несколько погружений для проверки результатов, полученных при наблюдениях с поверхности.

Кажется, я нигде не упомянул, что Трегубов был русским. В 1916 году он по распоряжению царского правительства был послан, а вернее, откомандирован на станцию Вильфранш, которая тогда принадлежала русским, и остался на своем посту, когда после Октябрьской революции станция перешла в собст­венность Франции. В 1956 году, семидесяти лет от роду, Тре­губов совершил свое первое погружение. На протяжении после­дующих четырех лет он двенадцать раз опускался на большие глубины, как днем, так и ночью. Я навсегда сохраню память об этом подвижном старике, готовом в любую погоду, в любое время суток сесть в надувную лодку или спуститься в шахту батискафа. Во время погружений он не расставался со своим беретом и термосом, полным кофе, приготовленного госпожой Трегубовой. Блестящий собеседник, он, не отрываясь от своих наблюдений, рассказывал мне разные необычайные истории, причем говорил на ломаном французском языке с сильным рус­ским акцентом и — уж не знаю по какой причине — опускал решительно все артикли.

От него я узнал целый ряд названий, пока мало кому из­вестных, которым в недалеком будущем суждено занять место в ресторанных меню. Благодаря его урокам я научился делить мир морских животных на планктон — крохотные организмы, дрейфующие более или менее пассивно, нектон — активно пла­вающие животные и бентос, в состав которого входят все при­донные животные.

Как видно из моего рассказа, биологи оказались в извест­ной мере первыми, кто заинтересовался батискафами. Это и по­нятно: батискафы позволили изучать рыб и морских животных в естественных условиях. Но недалек тот день, когда и ученые других специальностей присоединятся к биологам, и батискаф станет универсальной лабораторией для изучения мира боль­ших глубин, все больше привлекающих внимание человека.

ПОРТУГАЛИЯ

Фауна Средиземного моря бед­на. Максимальная глубина его всего 5200 метров. Холодные воды Атлантики не проникают в его бассейн — их задержи­вает гибралтарский порог. По­этому нам, ради расширения научной программы, интересно было отправить «ФНРС-ІІІ» и в другие моря. Экспедиция за пределы Франции была связана с рядом трудностей. Чтобы свести их к минимуму, надо было не слишком удаляться от родных берегов. На случай возможных технических неполадок хорошо было бы иметь базу, располо­женную достаточно близко к району погружений. Профессор Пе­рес, которому уже доводилось плавать на португальских судах, посоветовал мне избрать в качестве базы лиссабонский порт, не­подалеку от которого имеются глубины 2000—3000 метров. Франция и Португалия давно уже сотрудничали в области океанографии, и португальцы как будто позабыли о том, как войска генерала Жюно[6] оккупировали их территорию.

Официальные соглашения подписали быстро, но оставалось Урегулировать кое-какие детали, и потому в мае 1956 года мне пришлось отправиться в Португалию, чтобы на месте найти оптимальное решение возникших проблем. Меня любезно при­няли и оказали действенную помощь. Выяснилось, что при той осадке, какую имел «ФНРС-ІІІ», использовать базу, расположен­ную неподалеку от столицы, на противоположном берегу Тежу, нам не удастся. К счастью, непосредственно в лиссабонском порту был небольшой док Маринья, имевший затворы и нахо­дившийся под постоянным наблюдением. Мне сказали, что док подходящее убежище для нашего «ФНРС-ІІІ», тихое и спокойное, и власти самым любезным образом заверили нас в том, что часть его будет передана в наше распоряжение.

Я отправился в док. Там действительно было довольно тихо, но зато начисто отсутствовало необходимое нам оборудование. Электроэнергия, сжатый воздух — все это были проблемы, ко­торые нам предстояло решать самим. Упоминаю об этих сугубо технических подробностях лишь потому, что они показались мне поразительным анахронизмом — это во второй-то половине XX века, в эпоху невиданных успехов науки и техники! В Лис­сабоне, например, невозможно было раздобыть выпрямитель, годный для зарядки аккумуляторов «ФНРС-ІІІ». Приняли сме­хотворное решение: всякий раз, когда у нас разрядятся акку­муляторы, португальский военно-морской флот будет посылать к нам подводную лодку! Оказалось также невозможным и при­обрести компрессор, который мог бы обеспечить нас сжатым воздухом под давлением более 150 атмосфер. И совсем уж сложной стала проблема бензина. Поплавок «ФНРС-ІІІ» вме­щает 78 000 литров гексана, особо легкого сорта бензина. На всякий случай мне необходимо было иметь на базе запас, по крайней мере, в 100 000 литров. В Тулоне можно было получить такое количество бензина, но как доставить его в Лиссабон? Для нефтеналивного судна 100 000 литров — слишком малая загрузка, и к тому же при перевозке гексана на таком судне возникала опасность загрязнения окружающей среды. Тогда, может быть, привезти по железной дороге? Но ширина колеи на дорогах Испании не соответствует французскому стандарту, и потому железная дорога тоже не годилась. В крайнем случае можно было бы нанять автоцистерны, но стоимость подобного заказа превышала мои ресурсы. Я предложил привезти бензин в 200-литровых бочках, и в ответ услышал возмущенное: