Двадцать четвертая буква - [85]
– Умничаешь, О’Брайен? Ты ничто, ты перегоревший детектив из убойного отдела, жалкий человечишка, который одиннадцать лет назад не смог раскрыть смерть Александрии. И с тех пор ничего не изменилось. Я уничтожу улики, зарою тебя на кладбище, и на этом жизнь слабака кончится. Коп, который срезался на уважаемом федеральном агенте. Ты выбрал забавное место для смерти – рядом с ангелом.
Мысли О’Брайена метнулись к его сну – он касается картины Босха, краска влажная и липнет к кончикам пальцев.
– Зачем ты убил Александрию?
– Зачем? Ты не поймешь. Она была шедевром, воплощением всего, чем должна быть женщина, – богиней, совершенством во плоти.
– Тогда зачем ее убивать?
– Она боролась против меня! Она возражала. Александрия не понимала, что нам суждено быть вместе. И если ее не смог получить я… то и никто не должен.
– И поэтому ты накачивал ее героином?
– Разнюхал? Неважно. Люди называли ее супермоделью, но в душе она была художником. Александрия любила работать руками и сердцем… Героин помогал ей полностью проявить себя. А я был ее наставником.
– Героин – единственный способ контролировать женщину, до которой тебе было как до луны…
– Заткнись! Ты ничего не знаешь!
– Теперь я знаю, что Джонатан Руссо был законченным сутенером.
– О чем ты говоришь?
– Ты договорился с ним, верно? Пока ты расследовал торговлю коксом, ты до безумия влюбился в Александрию Коул. Ты нашел героин вместе с кокаином и решил заключить с Руссо маленькую сделку. Когда Тодд Джеффрис и его люди из УБН смотрели в другую сторону, ты стащил героин. Это сводило обвинения против Руссо практически к нулю, и он получил минимальный срок. А взамен ты захотел взять тело Александрии и владеть ее душой. Ты хотел награды, и Руссо с готовностью вручил ее тебе за непомерную цену – Александрия стала ценой вашей сделки. Ты придержал часть героина для Александрии и ухитрился продать остальное. Вот откуда ты взял наличные для Сэма Спеллинга, когда он тебя шантажировал. Ты знал, что эту наличку невозможно отследить…
– Заткнись! – выкрикнул Манеру и прицелился О’Брайену в голову.
– Ты знал, что без труда сфабрикуешь обвинение против Чарли Уильямса. Тебе надо было только следить и ждать, а потом нанести удар. Ты знал, что если я не найду связь между тобой и Александрией, тебя никогда не поймают. Поэтому ты и нацелил меня на «Оз» и своего сутенера Джонатана Руссо. Ты считал, что либо я убью его, и он замолчит навсегда, либо он убьет меня, и новое расследование убийства Александрии прекратится. И все это началось в тот момент, когда Сэм Спеллинг собирался выйти на свободу и захотел срубить с тебя еще деньжат. Он связался с тобой. Кристиан, твой план почти сработал. Ты едва не убил его на ступенях суда. Если бы у тебя получилось, твоя темная тайна была бы похоронена вместе со Спеллингом, а Чарли Уильямса казнили бы за твое первое преступление.
Манеру ухмыльнулся.
– Да, О’Брайен, впечатляет. Но вся твоя детективная работа сейчас ни черта не стоит, поскольку я держу тебя на прицеле. Я контролирую ситуацию, а ты беспомощно стоишь и ждешь, пока они готовят Уильямса к иголке. Приятно было познакомиться с тобой, детектив.
О’Брайен взглянул на часы. 5:51. Осталось девять минут.
Губы Манеру растянулись в ухмылке, его лицо блестело от дождя, во взгляде пылала ненависть.
– Время Чарли Уильямса вышло! Как вышло время того тупого охранника и его жены. Жадный Сэм Спеллинг… Перед смертью он пытался о чем-то болтать. А еще священник. Это ты, О’Брайен! Ты заставил меня убить этих людей. Прошло столько лет, и тебе понадобилось вмешаться. Теперь твоя очередь. Ты умрешь быстро и безболезненно.
Манеру прицелился в лоб О’Брайену, и тут по статуе и рядам деревьев пробежал свет фар. Манеру отвел взгляд всего на секунду. Но бывшему копу этого было достаточно. Он схватил руку, держащую пистолет, и саданул о статую. Пистолет выпал. Манеру выхватил из-за пояса нож и ударил. Кончик лезвия распорол О’Брайену плечо. О’Брайен врезал Манеру кулаком в губы, и тот грохнулся на землю, но тут же вскочил и перебросил нож в правую руку.
– Ты и правда решил, что справишься со мной?
Он сделал выпад, нож прошел в дюйме от живота О’Брайена. О’Брайен резко присел, набрал полные горсти грязи и швырнул ее в дикие, безумные глаза Манеру.
– Поешь земли, мерзавец!
О’Брайен захватил кисть Манеру и, удерживая руку с ножом слева, толкнул агента к статуе. Правое предплечье врезалось Манеру в лицо, и тот ударился головой о статую. О’Брайен старался прижать нож к шее Манеру. Руки у мужчин дрожали от напряжения, мышцы вздулись, а лица заливал дождь. О’Брайену удалось направить кончик лезвия на горло Манеру.
– Шон! Не надо! Не убивай его! Пусть этим займется штат! – закричал детектив Дэн Грант.
Грант и двое помощников шерифа с пистолетами и фонарями, направленными Манеру в голову. Грант прижал ствол пистолета ко лбу Манеру и скомандовал:
– Брось нож!
О’Брайен выкрутил Манеру кисть, и нож шлепнулся на землю.
– Держите его на месте! – крикнул О’Брайен сквозь шум дождя.
– Этот парень не уйдет дальше камеры смертников, – отозвался Дэн. – Бобби, защелкни на нем браслеты.
