Двадцать четвертая буква - [46]

Барби помешкала. Потом наклонилась к О’Брайену и поцеловала его в щеку.

– Кен, ты хороший человек. Будь осторожен.

– Ты тоже, – улыбнулся О’Брайен.

Он взял сумку и пошел к своему джипу. Барби, открывая дверь такси, проводила О’Брайена взглядом.

– Спасибо за свидание, симпатяга, – прошептала она. – Очень жаль, что мы так и не потанцевали.

52

Когда О’Брайен завел мотор джипа, мимо него к клубу «Оз» с завываниями пронеслись две «Скорые» и штук пять полицейских машин. О’Брайен выехал на Вашингтон-авеню, срезал по Оушен-драйв и поехал на север, в сторону зоны отдыха «Северный берег». Он не знал, жив Руссо или умер. Он не представлял, как окружной прокурор отнесется к признанию, записанному на пленку. Возможно, его отбросят, сочтут полученным под давлением, но это, по крайней мере, признание вины. Господи, подумал он, пусть эта запись отвоюет хоть толику времени для Чарли Уильямса.

Главный вопрос, на который у Руссо не было отрепетированного ответа, – что случилось с письмом Сэма Спеллинга? Но почему, когда О’Брайен спросил о письме, у Руссо не проявилось ни единого признака лжи?

О’Брайен нутром чуял – с Руссо что-то не так. Сведения, оставленные отцом Каллаханом… как они соотносятся с Руссо? Указывает ли омега на часы Руссо? А рисунок… он как-то связан с клубом «Оз»? Ведьма, летящая на фоне луны? Или нечто иное? Три шестерки. «Р-А-Т». Что все это значит?

Чтобы выжить, Руссо пойдет на все. У каждого свои тараканы в голове. Его психоз – часть личности, которая требует адвокатов с шестизначными договорами. Адвокаты Руссо будут утверждать, что его признание получено под угрозой физического насилия. О’Брайен – не полицейский. Поэтому права Миранды[17] тут ни при чем. Есть только признание на пленке. Но юристы штата смогут его разыграть, оно позволит окружному судье подписать распоряжение об отсрочке казни. Если лаборатории ФБР удастся прочитать отпечаток письма Спеллинга, в нем может оказаться упоминание о месте, где спрятано орудие убийства. И тогда О’Брайен получит время на поиск физических доказательств.

Руссо мог оставить на ноже отпечатки пальцев, ведь он не сомневался, что нож будет погребен под тоннами мусора. Однако Руссо не знал о Сэме Спеллинге, который следил за ним в ту ночь.

Уже близко, подумал О’Брайен. Какие-то части головоломки соединились. В состоянии стресса, вызванного жестким допросом и угрозой близкого знакомства с клешнями краба, реакция Руссо, хоть он и недочеловек, выглядела правдоподобно. Если он сам не убивал отца Каллахана, то мог послать к нему убийцу.

О’Брайен остановил машину под высокой королевской пальмой. Он слышал прибой, чувствовал запах морской соли. Он стянул с ног мокасины, достал из сумки вялого краба и пошел к полосе прибоя.

– Держись, приятель. Ты почти дома, – сказал он крабу.

Идя навстречу набегающим волнам, осторожно положил краба в воду. Соленая вода смыла усталость с животного. Краб прополз пару дюймов. Потом его приподняло волной, и краб исчез в темном океане.

О’Брайен вернулся на сухой песок, к ряду королевских пальм. Он устало сел под пальму и прислонился спиной к стволу. Океанский бриз приятно овевал лицо. На секунду О’Брайен прикрыл воспаленные глаза и просто слушал шум прибоя. Он чувствовал, как усталость нарастает в сознании, как там дрейфует туман. О’Брайен откинул голову назад и посмотрел на луну, сияющую сквозь ветви высокой пальмы. Что же за изображение он видел? На что походила сфотографированная им луна? Он снял телефон с пояса и вызвал картинку. Женщина на луне? Где он это видел? Он так вымотался, что едва мог сосредоточиться.

О’Брайен смотрел сквозь пальмовые листья на луну, висящую прямо над головой. На одной из ветвей виднелся силуэт скопы, которая пристроилась на ночевку.

Он вспомнил картину с луной, где тоже была птица – ястреб или орел, – но прочие детали были затемнены. Опустил голову и посмотрел на фотографию на экране телефона. Глаза горели. Сейчас изображение напоминало ему покойную жену, Шерри, но картинка была туманной. О’Брайен покачал головой. Она все еще была с ним. Призрачная. Он со щелчком закрыл телефон.

О’Брайен посмотрел на волнорез. Он помнил тот день, когда развеял прах Шерри над океаном, медленно рассыпая его с бушприта их яхты. Однако сейчас он не мог припомнить черты ее лица, ее чудесной улыбки. Господи, как же ее не хватает. Он смотрел на прибой, на потоки белой воды и кусочки морской пены, которые океанский бриз уносил и разбрасывал, как ватные шарики, по песку. Он вспоминал, как впервые встретился с Шерри на Майами-Бич много лет назад. Она входила в прибой, и это зрелище покорило его взгляд. А потом вошла в его жизнь и покорила сердце.

О’Брайен вытряхнул из головы призраков и побрел к джипу. Проходя мимо мусорного бака, он поднял крышку и бросил в него сумку. Из бака поползла вонь тухлых сомов, пиццы и кокосового масла.

По дороге к гостинице он думал о картинке с луной, которую увидел и сфотографировал. Он думал о скопе, сидящей на пальме, и о Шерри. Если немного вздремнуть, возможно, во сне он доберется до той точки во времени, того места в подсознании, где рисунок обретет смысл. Если бы ему удалось вытащить это из подсознания, что бы он увидел? Где в ячейках его памяти кроется картина, оставившая только смутный образ? В каком из архивов сознания она висит? Цена этой находки – человеческая жизнь.