Два Вальки Моторина - [10]
Маленькая фигурка, так похожая на мою маму, двигалась, влекомая чужой Ниной Александровной, не делая попытки освободиться. Только шаги ее шаркали жалобно, будто просили: "Не говорите. Не предупреждайте меня. Не надо…" Но тетя Нина не унималась:
— Так вот, милая Надя, я должна вам в некотором роде открыть глаза…
Я будто увидел, как хищно она усмехнулась, а мама вся сжалась. Этого я допустить не мог.
— Мамуль, я здесь! Сейчас к тебе спущусь! — я крикнул, хотя внутри уже шевельнулась догадка, что это вовсе не моя мама…
Да, это был другой мир, хотя и ужасно похожий, другими здесь были все! Я осознал это до конца в ту же самую ночь, стоило увидеть, как возвращался с "поздней прогулки" другой папа.
Странная вещь — параллельные измерения. К другим Моториным еще до того, как я к ним переместился, тоже приезжал Володя-гость. Он забыл у них на вешалке в передней рыжую куртку, точь-в-точь такую, какую носил и наш. Я узнал эту куртку сразу. А вот с магнитофоном получилось сложнее: то ли в этом чужом измерении Володя мага вообще не привозил, то ли все-таки привозил, но благоразумненький здешний Валя его не тронул, только жуткая история с магнитофоном здесь не случилась… Я же этого сперва не знал и с ужасом ждал, что родители вот-вот начнут ее со мной выяснять… Я заклинал их мысленно: "Пусть бы только не теперь, пусть чуть попозже…" И родители будто слушались — молчали… На третий день, истомившись ожиданием, я вдруг сам стал напрашиваться на эту ужасную тему:
— Мамуль! А Володя… он что… хороший журналист или нет?
Другого папы, как всегда, дома не было. Другая мама делала вид, что читает, а сама глядела мимо книги. Я думал, она тут же поднимет голову и бросит мне для начала что-то вроде: "Он-то вполне хороший, а вот ему-то напакостили…" Мама никогда не начинает ругать сразу, а сперва молчит — и чем вина больше, тем дольше…
— Надеюсь, что неплохой. Он вдумчивый юноша, — ответила мама, не поднимая глаз.
Эта ее уклончивость просто убивала. Будто мама намекала: мол, гнусность твоего поступка так велика, что ее все равно не выразить никакими словами. Так оно и было. Тем более мне не оставалось ничего, как только заставить маму об этом заговорить. Пусть говорит и выльет наконец все, что она об этом думает!..
— Мамуль! — бросил вызов я. — А он… Володя… уехал от нас… довольный?
После такого вопроса не мог не последовать взрыв: "Довольный?! Да что ты, просто в полном восторге! В полнейшем! Ведь ему всего лишь вконец испортили его орудие труда, лишили возможности делать дело, ради которого он приехал. Всего лишь!"
— Довольный? — рассеянно бормотнула мама. — Наверное…
Вот тогда, уже догадываясь об истине и все же пугаясь своей наглости, я выпалил:
— А репортерские маги, в сущности, ударопрочные, хоть кидай с девятого этажа…
И услышал в ответ равнодушное:
— Да?.. Ты бы чем-то занялся, Валёк. Почитал бы.
"Мышеловка — это устройство, в которое попадаешь невзначай, а выбраться бывает сложно" — такими словами я открыл свой дневник, а точнее: "Записки В. Моторина, сделанные во время его необычайного путешествия в другое измерение". Люди, которые путешествовали всего лишь в своем измерении, и те привозили тома записок. Но кроме первой фразы о мышеловке, я ничего пока придумать не смог.
Уже почти две недели я торчал в чужом мире в полном одиночестве, и это как раз тогда, когда начались долгожданные летние каникулы! А ведь мы собирались летом в Дагестан, в аул Сагратль через синие горы.
Вьется, вьется над пропастью тропа, по тропе голове в хвост идут три ишака, на ишаках папа, Герка и я. А тропка все уже и уже, а пропасть все глубже и глубже, и камешки из-под скользящих копыт падают глуше и глуше.
Сагратль — самый высокогорный аул. Облака и орлы парят ниже аула, в прежние времена по ним стреляли из нагана — сверху вниз. Так мужчины аула тренировались в меткости… Теперь все уже поняли, что орлов жалко. Мы будем их только наблюдать. А Герка будет наблюдать еще и звезды: в горах наблюдать звезды всего удобнее. Потому-то папа и обещал, что возьмет с собой не одного меня, а и Герку. Мама тоже приедет к нам, но чуть позже. У папы в Сагратле старинный друг его отца.
Только когда все это будет? И будет ли вообще?.. В этом другом измерении никто никуда не собирался. Мама задерживалась у больных. Герка торчал в гараже. Папа пропадал где-то чуть не круглые сутки.
Вообще другие родители были молчаливее моих, как-то даже слишком молчаливы. И должно быть, поэтому почти не высказывали мне презрения. А если и высказывали, получалось почему-то не так обидно. Может, потому, что это выходило у них не так согласованно? Что и говорить, мои мама с папой были куда дружнее. И дружно нападали на меня, и выходило — двое на одного. Но, насмотревшись на жизнь чужих Моториных, я знал теперь точно, что когда родители дружнее, все-таки лучше.
И Катерина в другом мире была совсем-совсем другая, я понял это в первый же день как сюда перенесся. Дом, где она жила, был угловой и окно — угловое, не окно, а две поставленные углом стеклянные стенки. На такой городской веранде жили Катерина и ее бабушка. Бабушка как раз поливала цветы в висячих горшочках. И тут из дома вышла Катерина.
