Два товарища - [25]

Более подробные объяснения пришлось отложить до утра. Оба изобретателя сильно проголодались и с жадностью накинулись на испеченную Костей мамалыгу, запивая ее горячей водой из чугунка. Потом потушили огонь, замаскировали вход в землянку. Слава лег спать, а Костя остался дежурить. После ухода Семенцова они решили нести вахту: один с вечера до полуночи, второй — с полуночи до утра.

Славе не спалось. Ему обязательно хотелось испытать свой бредень, не нарушая в то же время приказа Семенцова. Поразмыслив, он нашел выход. Запрет Семенцова касался моря и лодки — так во всяком случае он считал; о речке ничего не говорилось. А в речке можно испробовать бредень и без лодки. Придя к такому заключению, Слава успокоился и заснул.

Утром опыт был произведен.

Мальчики отыскали такое место, где Казанка была не очень широка и густо заросла с обоих берегов лозняком. Удостоверясь в полной безопасности и скрытности места, Костя и Слава разделись и вошли в воду. Первый заход не дал ничего, второй — тоже. Оба продрогли (донная вода в Казанке оказалась удивительно холодной), и Костя, сердито передернув костлявыми плечами, объявил, что не желает больше заниматься подобной чепухой.

Слава едва уговорил его попробовать еще один раз. Это было его изобретение, а какой изобретатель легко откажется от своего детища! Круглое, исхудалое лицо Славы выразило волнение, мокрые волосы лезли в глаза, он только встряхивал головой.

Мальчики двигались навстречу друг другу и медленно приближались к берегу, стараясь не хлюпать и не шуметь, чтобы не распугать рыбу. Вот они сошлись нос к носу, ступили на берег… Крохотный карасик дрыгал хвостом, застряв в одной из щелей самодельного бредня.

Это был весь улов.

— Жирненький! — сказал Слава.

Костя, не отвечая, схватил карася под жабры и швырнул в чугунок с водой. В обед они лакомились жаренным на угольях карасем и опять сожалели, что нет с ними Семенцова.

Труд и заботы не оставляли, казалось, времени ни на что другое. Но так только казалось. Сидя вечерами у входа в землянку и глядя на гаснущее небо, или ночью, на вахте, мальчики думали о многом таком, о чем прежде не думали. Они вспоминали школу, учителей, уроки истории, которую оба любили, и преподавательницу русского языка Зою Павловну, с которой Костя был не в ладах.

— Знаешь, — говорил ему Слава, — может, ты зря на нее обижался. Что же ей делать: попробуй не будь строгой, кто тогда станет учить грамматику?

На этот довод Косте нечего было возразить: положение Зои Павловны тоже нелегкое.

И еще они вспомнили товарища Аносова, присутствовавшего нынешней весной в школе на пионерском сборе. Было очень весело, ребята повязали ему на шею пионерский галстук…

Одна за другой проходили перед ними картины недавней жизни, и она представлялась теперь недостижимо прекрасной. Почему они прежде не замечали этого? То было уже недетское чувство — горечь и грусть о невозвратном. Они думали о погибших родных, о войне и о том, что оба они должны бороться с фашистами. Об этом Костя и Слава думали чаще всего.

2

Бороться с фашистами… Но для этого нужно иметь оружие. Без оружия они просто мальчики — и ничего больше. Костя даже поспорил со Славой, который находил, что разведчику, например, можно обойтись без оружия: ему требуются только смелость и хитрость.

— Вот ты смелый, а я нет, — сказал Слава, глядя товарищу прямо в глаза своими черными круглыми, прежде постоянно улыбавшимися, теперь сосредоточенно-внимательными глазами.

Косте было неприятно, что Слава так говорит о себе. «Скис он, что ли?» — подумал Костя, следя с беспокойством за тем, как Слава неподвижно уставился в одну точку. Он принялся было возражать и напомнил, что Семенцов похвалил Славу, когда он уступил женщине место в лодке. Но тут же пожалел. Слава быстро взглянул на него, отвернулся и ушел.

В общем, Слава переменился, с ним стало трудно. Костя решил больше не спорить с ним. Но это для него самого было трудно. Он вздыхал и расстраивался.

При всем том оба не хотели оставаться в бездействии. Однажды (это произошло на четвертый день их пребывания здесь) у Кости возник интересный план, которым он тотчас поделился с товарищем. Слава выслушал, помолчал (что тоже было его новой манерой), решительно сказал: «Идет!» — чем очень обрадовал Костю.

План заключался в следующем. Так как лодкой Семенцов запретил пользоваться, они отправятся в город сухим путем, степью, и не просто, а под видом нищих, просящих подаяние, причем один из них будет изображать слепца, а другой — поводыря. Слепца с поводырем никто не тронет. Они доберутся до города и отыщут пристанского сторожа Михайлюка. Михайлюк надежный человек: ведь это он вместе с Семенцовым поджег пристань. Может быть, он знает что-нибудь о Семенцове, Аносове? Во всяком случае, это такой человек, который посоветует им, что делать.

Изложив свой план, Костя заявил, что он требует подготовки, особенно для «слепца». «Слепцом» вызвался быть сам Костя. Целый день он учился изображать слепого: закатывал глаза, вытягивал перед собой руки, одну опустив на плечо Славы, другую сложив ковшиком, и тянул тонким, жалобным голосом: «Дайте, не минайте… слепенькому, убогому…»