Два семестра - [73]

В комнате. Очень тепло, пахнет духами, головокружительными. На столике альпийские фиалки. Светлая мебель, книги, зеленоватый пейзаж на стене. Пушистый ковер...

Все мелькнуло и будто исчезло. Остался только внимательный взгляд и мягкий голос:

—      Рассказывайте, я слушаю...

И Фаина рассказывала. Сначала называла Каю «моя подруга», потом, забывшись, назвала по имени — и ее, и Тейна.

—      Это та бледненькая, милая, что была с нами в колхозе?.. — сказала Сильвия Александровна грустно. — Неужели она ищет забвения в каких-то сомнительных компаниях? И неужели вам не удается ее удержать? Что же я могу сделать?..

Фаина молчала. Мысли у нее блуждали, внимание отвлекалось ненужными мелочами: на письменном столе часы с черным циферблатом, фигурка из пластилина — смешная лисичка в переднике, голубая лампа... Часы тикают, уверяя, что нельзя же просто так сидеть, так, так, так...

—      Может быть, мне встретиться с ней? — спросила Сильвия Александровна. — Вы хотели бы этого?

Фаина замялась — не станет Кая никого слушать...

—      С ней трудно разговаривать, она замыкается в себе. Извините меня, Сильвия Александровна. Я, кажется, пришла напрасно...

—      Нет, что вы! Подумаем вместе... Она оскорблена недоверием? И так сильно?

—      Да. По-моему... она все чувствует слишком сильно, и потому сразу оборвалась и полетела вниз. Если ее сейчас подхватить, потом уже будет безопасно. Я непонятно говорю, Сильвия Александровна?..

—      Понятно, понятно. Вы правы, потом будет безопасно, она сама поймет, что Тейн — мелкая причина для разгрома всей жизни...

—      Я не уверена, что он мелок, — нерешительно сказала Фаина.

Минута молчания. В комнате жарко, дурманно. Голова болит... Правду говорила Ксения — незачем ходить к добрым и сердечным людям. Не поможет и эта сердечная женщина, которой так к лицу вязаная кофточка цвета барвинка. Нечего принести Кае, нечего. Только растравилось сердце у самой... Почему?

—      Мне тоже думается иногда, что Тейн не весь на поверхности, — заговорила Сильвия Александровна. — Но характер у него все-таки тяжел, и, может быть, ваша подруга была бы несчастна с ним. Лучше перетерпеть сразу... — Она вздохнула. — Вы ждали от меня совета, когда шли сюда, и сейчас разочарованы? Мне очень жаль, но я могу пока сказать вам одно: не молчите. Иногда нужен совсем маленький толчок, чтобы человек пришел в себя, а иногда нужно схватить его за шиворот. Но не надо стоять в сторонке... Самое лучшее, конечно, когда человек сам себя хватает за шиворот! — усмехнувшись, докончила она.

—      Спасибо, Сильвия Александровна... — сказала Фаина, поднимаясь. — Извините...

—      Пожалуйста, приходите еще. Непременно! А я постараюсь придумать, как мне познакомиться ближе с вашей Каей... Обещаете прийти? Я буду ждать вас... Пожалуйста, в эту дверь... Буду ждать, до свиданья.

Фаина не стала ничего рассказывать Ксении. Голова была пуста до звона в ушах и сильно болела; заодно ломило спину и плечи, хотелось жмуриться и потягиваться. Вероятно, вчера все-таки простудилась.

Она отыскала самую теплую ночную рубашку и легла. Таблетки от простуды и прочих бед хранились где-то у Каи, а Кая все не приезжала. Голова, голова, в голове...

—      Я пойду в аптеку, — сказала Ксения. — Что, собственно, у тебя в голове?

—      Концепция, — ответила Фаина, хотя голова была пуста по-прежнему.

—      Не позвать ли доктора?

—      Ты думаешь, бред? Ни-ни, у меня сегодня в самом деле появилась одна концепция, немного странная.

—      То-то и есть, что странная. Я позвоню...

—      Доктору поздно, а неотложные приезжают в шубах и колют чем попало. Омочу бебрян рукав в Каялереце, утру́ князю кровавые его раны на жестоцем его теле... вот это антисептика!... Слышишь, Кая уже идет по коридору. Таблетки...

Ксения с сомнением пощупала лоб Фаины. Горячий, как утюг...

Но Кая действительно шла по коридору, и открыла дверь, и вообще — приехала. С ней не было никаких патластых попутчиков, и никуда вниз она не летела — это, пожалуй, Сильвия Александровна сама придумала. А Кая вся чистенькая, ни пылинки, ни пятнышка, во всем новом. Только мать может так одеть дочку, так расчесать льняные волосы... и так умыть, чтобы порозовели щеки и прояснился взгляд… И сразу нашлись и таблетки, и сухая малина, и второе одеяло, очень мягкое и теплое.

Теперь можно лежать молча, а можно и кое-что сказать. Например, о беседах: они спасают от гибели, от пропасти, от извержения Везувия. Можно и кое о чем спросить. Например, о фотографии: зачем фотографируют деревянную скамью и два дерева и ставят в рамке на стол рядом с черным циферблатом? В ответ тебе дают таблетку, но пусть. Здесь есть хитрость: простуда бывает разная, можно дотронуться до волос, и пройдет. На это, впрочем, опять дают таблетку. Что за дрянь, зачем так много!.. Вовсе не бред — кто же бредит так складно? А если получается не совсем понятно, то только потому, что вчерашний вечер едва мерцает...

31

Астаров был занят своей диссертацией и совсем потерял охоту заседать, собрания бывали редко. Меж тем шли слухи о разделении кафедры на две — языка и литературы. Поговаривали о конкурсе, о сокращении нынешних штатов (всех не-кандидатов долой!), пересчитывали по пальцам доцентов, гадали о заведующих — словом, беспокоились.