Два семестра - [56]

—      Посмотри хорошенько, — отозвалась Фаина, — может быть, это та, в которую ты ботики заворачивала?

—      Ни боже мой!.. Вон портрет Громыко и У Тана!..

Так в разговорах провели день. Кая помалкивала, без единой улыбки. Но ночью не ворочалась и не сморкалась — может быть, таилась от Ксении или выплакала уже все свои глупости.

На другой день — очень памятным оказался этот день — Фаина принесла Алексею Павловичу новую главу. Он сидел на кафедре в одиночестве, читал «Ученые записки». Фаину поразило его бледное, расстроенное лицо, однако он улыбнулся ей, и они разговаривали несколько минут, пока не пришла лаборантка. Пожаловался, что погода — черный туман — мешает ему работать.

—      Нужно написать статью, а я, кажется, разучился писать со злостью. Вот здесь товарищи... — он указал на журнал, — ... пишут, захлебываясь от ярости, уличают друг друга в мошенничестве, в передержках... Прекрасно, жизнь кипит!

—      О чем вы собираетесь написать? — несмело спросила Фаина.

Он открыл ее тетрадь, прочел страничку, посвистывая едва слышно, потом сказал, тоже очень тихо:

—      Теоретик я, не хватает материала из первых рук. Нам бы вместе поработать... Возьмите меня летом на ваш остров?

—      Поедемте... — проговорила Фаина, недоумевая, шутит он или нет.

Но он уже застыл, замерз, и ровно ничего нельзя было понять. Потом вгрызся в запятую — не на том будто бы месте... Фаина поспорила, сдалась. Вот тогда и пришла лаборантка.

Чудесный был день — нет, это уже был вечер. Никакого черного тумана, ему привиделось. Просто теперь уже рано темнеет... На чем строится счастье? На голосе, на обмолвке, на чем-то мелькнувшем так слабо?..

Совсем бы не идти домой в этот вечер, посидеть до утра на Тооме. Помечтать о его шутке... Пароход «Александр Невский» уходит на рассвете, но сна не будет и в помине. Всю дорогу они будут разговаривать, и на реке, и после, когда пароход плавно закачается в озере. Нет, лучше мы будем молчать, смотреть, как плывут зеленые берега...

Но как ни заманивала Фаину ночь, она все же направилась домой. Путешествие по озеру кончено — ни зеленых берегов, ни свежего запаха воды, ни пышной пены за бортом. Однако осталось в памяти, и надолго.

Недалеко от общежития бродили косоротые личности — не разобрать, знакомые Каи или другие... Идите, идите, подальше от наших ворот!..

В окне не виднелось света, значит, подруг нет дома. Кая тоже ушла?..

Но Кая, облокотившись, сидела у стола.

—      Что ты делаешь в темноте? — окликнула ее Фаина, зажигая верхнюю лампу.

—      Погаси, — тихо и хрипло сказала Кая.

—      Что? Еще что выдумаешь!

—      Погаси свет, — повторила Кая.

Пожав плечами, Фаина повиновалась, комната снова затонула в синеватом сумраке.

—      А дальше? — насмешливо спросила Фаина. — Сесть мне тоже к столу и окаменеть?

Кая, не поворачивая головы, проговорила с усилием:

—      Подожди...

Фаина, вдруг испугавшись, подбежала к ней.

—      Что с тобой опять?.. — допытывалась она, обнимая Каю, гладя ее волосы, шею, худенькие руки. — Тоскуешь? Или опять выдумки, морока какая-нибудь?..

—      Морока?.. — с ненавистью вскрикнула Кая. — Нет, реальность!.. Слушай, Фаина... Никогда я не была о себе высокого мнения, но что я такая дрянь, этого я тоже не думала!

—      Кая, ты?.. Что с тобой?

—      Да, да, настоящая дрянь! Негодная девчонка, которой все равно, кто ее обнимает! — Она заплакала тихо и горестно, повторяя почти беззвучно: — И уже нет возврата, нет возврата...

Собрав все свое самообладание, Фаина пыталась утешить Каю, но в растерянности не находила ни слов, ни мыслей.

—      Кто же он? — вырвалось у нее.

—      Зачем?.. Зачем ты спрашиваешь?.. — шептала Кая, прижимаясь мокрым теплым лицом к рукам Фаины. — Это же и есть несчастье. Мне было все равно, кто...

—      Этот поганый мальчишка? — в ужасе сказала Фаина.

Кая вдруг выпрямилась и проговорила зло и сухо:

—      Я тебе никого не назвала, и не смей больше спрашивать. Теперь ты знаешь, какая я. И мне легче, спасибо... Молчи, молчи! Больше не скажу ни слова.

24

На кафедре выдалось несколько на редкость тихих недель. Со стороны деканата прямо-таки веяло черемухой: будто не было ни статьи Асса, ни комиссий, ни жалоб и будто продекана Касимову взяли живой на небо. Никто не мешал работать.

Уже две субботы подряд Сильвия проверяла домашнее чтение. Дело это довольно скучное: просмотреть словарь, составленный студентом, прослушать по крайней мере страницу текста, перевод, пересказ.

На втором этаже у окна была площадка, где стоял стол и две скамьи. Не найдя свободной аудитории, Сильвия сегодня слушала студентов здесь. Отвечали монотонно, почти не мешая думать о своем. Да впрочем, и не о своем, все о них же... Вот эта маленькая болела с самого начала семестра, бледна, прозрачна, как яичная скорлупка; у этой уже есть семья — в сумке у нее книги, а в сетке крупа, макароны, стиральный порошок. Тот, высокий, с соколиным взглядом, тоже женился нынче — на булке. Вообще на первых курсах замуж выходят девицы двух типов: или похожая на булку, или же костлявая, похожая на щуку. На булке женится самый красивый и самый умный на курсе — вот как этот сокол, а костлявая сама выбирает себе старосту или комсорга и до тех пор ходит за ним по пятам, пока тот не сдастся...