Два рассказа - [12]
Он встал, подошел к письменному столу и набрал в интернет-поисковике «Ивонна Ла-Рошель». Результат поиска выдал христианское сообщество в Ла-Рошели, они распределяли ночные дежурства в молитвенной акции против пыток, какая-то Ивонна была среди тех немногих, кто согласился молиться, по меньшей мере, пятнадцать минут между тремя и пятью утра. За мир без пыток.
С моря дул холодный ветер, несший с собой смесь запахов водорослей, отработанного дизеля, рыбной муки с предприятия «Рыбарски прогресс». С террасы были видны фонари в порту, узкий, как фьорд, залив с огнями прогулочных катеров и яхт. Поток света с маяка раз за разом обрушивался на белый каскад мраморных плит на старом венецианском кладбище высоко над портом. Вильма Макарич сидела с приятельницами из издательства и пила красное вино в кафе «Цицария». Они съели баранье рагу, а потом, вместо мороженого, заказали еще одну бутылку «домаче вино». Беседа текла так хорошо, что и расходиться не хотелось. Беба рассказывала о своем новом парне, который вернулся из Мюнхена и присматривал участок под строительство пансионата на побережье. Бисерка, дочь хозяев гостиницы из Ровиня, была специалистом — она знала, где туризм отмирает, а где есть перспективы. Острова войдут в моду. Это психология — на островах люди чувствуют себя в безопасности. Чем больше террористов, тем выше будет взлетать цена земли на островах.
Вильма достала письмо от Адриана и положила на красную скатерть. Накрыла его ладонью, словно козырную карту, благодаря которой сорвет банк.
— Что там у тебя? — поинтересовалась Беба и положила свою руку сверху. Сверкая бриллиантом в кольце, прибывшем из Мюнхена.
— Самое странное письмо в мире. Из Польши.
— Хотят приехать? Ищут место для отдыха?
Вильма усмехнулась.
— Холодно! Ни за что не догадаешься. Не хотят приехать и не ищут комнату у моря с ванной и телевизором. Не знаю, чего ищет этот поляк.
— Тебя, — сказала Бисерка. — Мужик ищет бабу. Как всегда.
— Не меня. Он даже не знает, что Цирила убили сербы. Цирил одалживал ему лодку. Сто лет назад.
— Кстати, а что с той лодкой? — спросила Беба. Мюнхенские деньги так вскружили ей голову, что она скупила бы весь мир.
— Продала за копейки. Зоран ее купил. Зоран, деверь. Плавает, возил меня как-то на Хвар.
Она помнит солнце, ветер, пахнущий лавандой, белые скалы на острове и цветущие поля над ними. В последний раз тогда плакала она по Цирилу.
— Вы меня не помните, а я вас знаю, — говорил молодой голос в телефонной трубке. — Номер дал мне ваш друг из Ровов, Макс Сейка. Вы с ним были в Ровах. У меня к вам дело, это не телефонный разговор. Зайдите в пиццерию «Сорренто», или я к вам загляну. Адрес у меня есть, Сейка дал.
Адриан согласился, тот не пришел. Но потом все же появился, опоздав на час.
На вид лет тридцати, коренастый, в длинном плаще, в студенческом берете вишневого цвета. Значок факультета ветеринарии на кармане пиджака от серого костюма. Принес бутылку молдавского красного.
Адриан чувствовал, как его распирает от радости. К нему пришли, и не кто-то там, а молодой, сильный, веселый. Он всматривался в темные глаза гостя, восхищался его широким лицом с грубыми чертами, носом картошкой и ямочкой на подбородке. Аккуратно подстрижен, тщательно выбрит, пахнет от него модным мужским парфюмом. Модест. Только имя свое назвал этот Модест, не дожидаясь приглашения открыл сервант, достал рюмки, откупорил бутылку штопором в швейцарском перочинном ноже, налил щедро, до краев. Макс Сейка говорил: Адриан любит красное сухое.
Они чокнулись, улыбнулись друг другу. Выпили. Молдавское было недурное. С диоксидом серы, но хорошее. Адриан предложил открыть банку фасоли и разогреть куриные тефтели.
Под вино неплохо что-нибудь съесть, время ужина. Он боялся, что гость вот-вот уйдет. Гость покачал головой. Сказал, что недавно обедал. Налил.
— Когда Макс Сейка сказал, что вы разбираетесь в химии, я решил, что вас мне Бог послал. Такой человек…
«Слишком часто наливает», — мелькнуло в голове у Адриана Рогатко. Слушал. Гость говорил. Производство маленькое, кустарное, а требует профессионала.
«Химия для меня — закрытая тема, нужно уметь обходиться тем, что есть», — напомнил он себе, когда услышал, что дело пустяковое, установка аппаратуры, а заработок больше, чем он может себе представить. Он и не представлял. Боялся. Перестал слушать. Было уже такое искушение после «интерната», когда сидели без работы и без гроша.
— Ну понятно, понятно, — покивал головой Рогатко и закашлялся. — Понятно, понятно, аппаратура. Я пошел.
— Куда? — заволновался Модест. — Выпейте.
Похоже было, что хозяин не слышит. Он отошел, неестественно склонив набок голову, подволакивая одну ногу. Но тут же вернулся и расставил пять глубоких тарелок.
— Зачем? Для кого это?
— Борс я варю из пакетика. Борч. Борщ, — поправился он. — Хвалит на пятерых. Макс Сейка с женой, вы с женой. А я — не, — старик говорил неразборчиво. — Понятно, понятно, я пошел.
Модест, обескураженный, ждал. Адриан вскоре вернулся. Светлые брюки спереди мокрые, из расстегнутой ширинки высовывается краешек рубашки. Он не садился, семенил вокруг стола на нетвердых ногах. Бормотал одеревеневшими, не смыкающимися губами.
История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».
«Возможности» (Пьеса в десяти сценах) английского драматурга Говарда Баркера (1946) в переводе Александра Сергиевского. Вот что, среди прочего, пишет переводчик во вступлении, объясняя, что такое «пьесы катастроф» (определение, данное этим пьесам британской критикой): «…насилие, разочарованность и опустошенность, исчерпанность привычных форм социально-культурного бытия — вот только несколько тем и мотивов в драмах и комедиях Баркера».
И еще одна документальная проза: если дневники Ф. Кельнера дают представление о сумасшествии, постигшем нацистскую Германию, то Лена Син-Лин (1937) описывает безумие на другом конце света: годы «культурной революции» в коммунистическом Китае. «ИЛ» печатает главы из книги ее мемуаров «Белое внутри черного, черное внутри белого».
В рубрике «Литературное наследие» — восторженная статья совсем молодого Поля Верлена (1844–1896) «Шарль Бодлер» в переводе с французского Елизаветы Аль-Фарадж.
Французский поэт, прозаик, историк культуры и эссеист Ив Бонфуа (1923) в двух эссе о Шекспире предлагает свое понимание философского смысла «Гамлета», «Короля Лира» и «Макбета». Перевод Марка Гринберга.