Два полюса любви - [3]

Он остановился на полпути, зная, что высокие здания, расположенные вокруг, далеко разнесут эхо его слов.

– Бенедикт, – сказал он негромко.

Она была настолько увлечена своим рассказом, что отреагировала не сразу. Продолжала объяснять что-то, указывая на памятник старины, и Фернандо пришлось повторить, уже чуть громче:

– Бенедикт…

– Дикт… дикт… – эхом разнеслось кругом. Вот теперь уж наверняка услышала!

Она дернулась и едва не упала: ее высокий каблук попал в просвет брусчатки мостовой.

Только один человек на свете мог произнести ее имя вот так, на французский манер, с ударением на последнем слоге. Окружающие обычно обращались к ней «Бен», а если уж и называли полным именем, то ставили ударение как полагается.

Но он всегда говорил, что его язык слишком нежен, чтобы коверкать такое красивое имя. Он будет произносить его на одном из трех самых красивых языков, которые знает, – так, как его произносят французы. К сожалению, говорил ей Фернандо, в итальянском и испанском – двух других красивейших языках – этого имени не встретишь.

Фернандо… Но откуда он здесь? Ведь он ушел из ее жизни два года назад, уехал за тысячи километров отсюда. С тех пор они не общались и жили так, будто находятся на двух разных планетах.

Нет, это не он!

– Добрый вечер, дорогая, – сказал Фернандо, теперь уже на родном, испанском.

Бенедикт обернулась, моля Господа, чтобы ее предположение оказалось ошибочным. Вдруг это просто чья-то дурная шутка?

Но нет!

– Фернандо… – едва выговорила она. – Это ты?

Конечно, он, кто же еще! Широченные плечи, рост – мечта баскетболиста, курчавые черные волосы и блестящие глаза. А когда он вплотную приблизился к ней, развеялись последние сомнения.

За время, что они не виделись, он немного изменился. Возмужал, его походка стала твердой, уверенной, но при этом не потеряла прежнего изящества и легкости. Голос сохранил бархатистые полутона, но теперь звучал мощно, властно, как у человека, который знает, что хочет, и не отступится, пока этого не получит.

– Добрый вечер! – Он отвесил ей поклон, явно наслаждаясь театральным эффектом, сопровождавшим его появление. – Я счастлив снова тебе видеть. – На его лице сияла улыбка. Но отнюдь не улыбка радости. Белые зубы обнажились, придавая его смуглому рту хищное, угрожающее выражение.

Бенедикт попыталась прийти в себя. Удивление удивлением, но нельзя же доставлять ему удовольствие видеть, как она растерялась!

– Сомневаюсь. Счастье, по-моему, тут вовсе ни при чем.

– А вот тут ты не права, ненаглядная. – Голос Фернандо был нежнее шелка. – Тут ты сильно ошибаешься.

Он оглядел ее: побледневшие щеки, изящный изгиб шеи, грудь, тяжело вздымающаяся от неожиданного потрясения.

– Во всяком случае, – сказала она, – я совсем не рада тебя здесь видеть.

– Ты, возможно, и нет, – отвечал Фернандо. – А вот я уже давно предвкушал миг нашей встречи.

Как ни старалась Бенедикт скрыть чувства, которые не испытывала уже давно, как ни пыталась подавить их в зародыше, усилия эти оказались тщетными. Она поняла, что достаточно ей хотя бы раз взглянуть на Фернандо, его мускулистое тело, черные волосы, как ее сердце начинает биться чаще, в груди появляется предательский холодок, как будто к ней нежданно-негаданно возвращается нечто, что она считала давно утраченным. Прежние мысли, прежние чувства, прежняя любовь…

– Ты не хочешь меня видеть. Так ты сам сказал при нашем расставании, – тихо произнесла она.

Помнится, он просто швырнул кольцо к ее ногам и вышел вон. Чего-чего, а уж этого Бенедикт никак не ожидала. Вне себя от потрясения она стояла и смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Будто язык проглотила. А надо было позвать его, умолять его остаться, объясниться с ним, сделать так, чтобы он понял, как ошибается.

Но она не сдвинулась с места. Стояла и смотрела, как закрывается за ним дверь. Пока не почувствовала, что больше не в состоянии сдерживать рыданий.

И вот прошло два года. Два года, которые не до конца стерли из ее памяти воспоминания и о нем и о той сцене, которая разыгралась при их расставании. За эти два года многое изменилось. Изменилась и сама Бенедикт. Теперь она уже не будет плакать, нет! И все же в ее уверенном тоне сквозили нотки горечи – верный признак того, что случившееся два года назад ей до сих пор не совсем безразлично.

– Это же были твои слова. Тебя никто не тянул за язык. Ты сказал, что больше и на километр ко мне не подойдешь. Разве не так?

– Так, – вынужден был признать Фернандо. – Но мои первоначальные намерения претерпели некоторые изменения.

– С чего вдруг?

– Нам надо многое обсудить. Например, твое письмо.

Письмо! Письмо, в котором она требует развода. Значит, он согласен!

Согласен… Согласен… Эти слова эхом отдавались в голове Бенедикт. Значит, на ее надеждах, что еще не все потеряно, что еще есть шанс разжечь былое пламя, что его любовь к ней не вполне угасла, – значит, на всех этих надеждах можно поставить крест. Обо всем забыть и не пытаться преодолеть всю ту ложь и боль, которые с такой силой окутали их взаимное чувство и разрушили его.

Итак, былого не вернешь. По крайней мере, если судить по выражению его лица, о любви речи быть не может. Его темно-карие глаза мрачно поблескивают из-под длинных ресниц, но он даже не смотрит на нее, а лишь бросает короткий злой взгляд и снова отводит его. Какая уж тут любовь!