Два мира - [6]

Шрифт
Интервал

Десять месяцев учебы, муштры и цука. Для многих они не прошли даром, многие совершенно обезличились, стали блестящими, шлифованными, послушными винтиками жестокого механизма армии.

Подпоручик Мотовилов хлопал по плечу Петина и смеялся раскатисто-громко, сверкая крепкими, здоровыми, белыми зубами.

– Андрюшка, ты подумай только, мы – офицеры. Ха, ха, ха! Мы – офицеры. Раньше были разные господа фельдфебели, полковники Ивановы, перед которыми нужно было тянуться, а теперь – к черту всех! Сами с усами!

Петин обнял Мотовилова за талию.

Нам и дня ведь не осталось
Производства ожидать
С высоты аэроплана
На все теперь нам начихать.

Оба смеялись, смеялись долго, до слез, как школьники. Вспомнили своего ротного командира, полковника Иванова, прозванного Нудой за его нудный характер, за нудную, бестолковую муштровку, которой он изводил юнкеров, за его привычку всегда говорить: «Ну-да, ну-да, таким образом».

– Андрюшка, помнишь, как Нуда мою лошадь заставлял пешком ходить? Ха, ха, ха!

Петин улыбнулся.

– Чего ты мелешь, Борис? Как это лошадь пешком?

– Не мелю, а факт, это было. Не помню, чего-то сделал я на маневрах. Нуда решил наказать меня. Подлетает он ко мне и орет: «Ну-да, ну-да, Мотовилов, таким образом, вы пойдете пешком». Помнишь, он спешивал юнкеров в наказание? Я говорю: «А как же, мол, лошадь, господин полковник? Кому ее сдать?» А он, балда, подумал и говорит: «А-а-а, таким образом, вы пешком и лошадь ваша пешком».

Офицеры смеялись. Тягучими, хмельными струйками лился ликер и, смешиваясь с крепким, горячим кофе, сильно туманил головы. В ресторане стало тесно и скучно.

– Господа офицеры, предлагаю сделать перебежку в направлении на «Летучую мышь», – поднялся Колпаков.

Загремели шашки, зазвенели шпоры, зашумели отодвигаемые стулья. Мелкими, ровными шажками подбежал лакей и, почтительно вытянувшись, остановился. Петин небрежно бросил на стол несколько тысячных билетов.

– Сдачи не нужно. Возьми себе! Лакей отвесил глубокий поклон.

Смеркалось уже, когда шумная компания офицеров пришла в шантан. Окна зрительного зала были завешены плотными, темными шторами. Горело электричество. На сцене, кривляясь, визжала шансонетка:

Когда чехи Волгу брали,
Вспомни, что было
Комиссары удирали –
Наверно, забыла

Зрители ревели, в пьяном восторге аплодировали. Толстые, короткие, волосатые пальцы, в тяжелых золотых кольцах комкали бумажки, небрежно бросали на сцену. Зал был полон. Лысые головы. Красные шеи. Шляпы с широкими полями и яркими перьями. Фуражки с офицерскими кокардами. Золотые, серебряные погоны. Глаза слипшиеся, мутные, с жирным блеском. Обрюзгшие, слюнявые кончики губ. Спирт. Пудра. Табак. Пот. Офицеры разместились за одним из свободных столиков. Потребовали вина. К столу подошла цыганка-хористка с лукавыми глазами.

– Офицерики, молоденькие, золотенькие, угостите шоколадом.

Черный кавказец Рагимов взял хористку за руки, усадил рядом с собой на стул.

– Садысь, садысь, дюща мой. Канфет будэт. Ходы на мой квартыр, все будэт.

– Нет, нет, на квартиру нельзя!

Цыганка затрясла кудрями. Подошла старуха, мать хористки.

– Подпоручики, сахарные, медовые, золотые, положите рублик серебряный на ручку, всю правду скажу, всем поворожу.

Петин порылся в портмоне, отыскал серебряный полтинник, бросил его цыганке.

– Голубчик ясный, офицерик молоденький, добренький, счастливый ты. Второй раз уж надеваешь золотые погоны.

– Верно, я старый юнкер. При Керенском носил погоны, большевики сняли, теперь опять надел.

– Второй раз одел, второй раз и снимешь!

Петин побледнел. Злая усмешка мелькнула в глазах цыганки.

– То есть как сниму?

– А так и снимешь. Попадешь к красным в плен, снимешь, солдатом назовешься. Потом убежишь от них. Чего испугался? Говорю, счастливый ты.

Подпоручик успокоился, дал цыганке розовую бумажку. Офицеры пили. Мотовилов глядел на хористку маслеными глазами, напевал вполголоса, покачиваясь на стуле:

По обычаю петроградскому
И московскому
Мы не можем жить без шампанского
И без табора, без цыганского.

Молодая цыганка пила коньяк, громко щелкала языком, щурила глаза, закусывая лимоном. К офицерскому столу начали подсаживаться накрашенные дамы, бесцеремонно требовать фрукты, вино, конфеты. Подпоручики принимали всех. Шансонетка визжала:

Костюм английский,
Погон российский,
Табак японский,
Правитель омский.

Пьяными голосами, вразброд весь зал орал:

Ах, шарабан мой, Шарабан.
А я мальчишка Шарлатан.

Спекулянт-китаец кричал на картавом, ломаном языке:

– Это халасо! Халоса песнь! Англии крстюма, японсока лузья, наса тавала. Шипка халасо! Луска капитана одна неможна большевик ломайла. Все помогайла большевик ломайла.

Недалеко от офицеров, в полутемном углу, за маленьким столиком пили ликер худой, желчный штабс-капитан из контрразведки и тучный спекулянт. Штабс-капитан был раздражен. Его сухие, тонкие губы дергались, кривились под острым носом, глаза вспыхивали нетерпеливыми огоньками.

– Да говорите же вы коротко, толком, что вы имеете мне предложить? Не тяните ради бога!

Спекулянт, не торопясь, спокойно пил вино, излагал свои соображения.

– Я вам говорю, что с сахаром у нас дело не выйдет. Нет расчета. Японцы и семеновцы в этом отношении непобедимые конкуренты. Посудите сами, куда нам тут соваться, когда в каждом японском эшелоне или у любого семеновца цена на сахар ровно в два раза ниже объявленной омским правительством. Вы ведь отлично знаете, что они никакой монополии не признают, торгуют, как заблагорассудится.


Еще от автора Владимир Яковлевич Зазубрин
Щепка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Алтайская баллада

Владимир Яковлевич Зубцов (1895–1938), он же — талантливый русский писатель Владимир Зазубрин, сам пережил все ужасы Гражданской войны, успев повоевать и в армии Колчака, и в красной кавалерии, и в органах ВЧК-ГПУ.В книгу вошли лучшие произведения писателя. Роман «Горы» (1925) — о судьбе двух братьев, Иване и Федоре Безуглых, коренных сибиряках, воевавших за свободу родного края, но очень по-разному воспринявших новую, советскую власть. Повесть «Щепка» (1923), или «Повесть о Ней и о Ней», явилась первой, правдивой и страшной в своей подлинности, картиной «классовой революционной борьбы», показавшей ее изнанку.


Общежитие

Имя Владимира Яковлевича Зазубрина известно читателям по роману "Два мира" - одному из самых впечатляющих произведений в нашей литературе о гражданской войне. Но до последнего времени мало кто знал, что перу этого талантливого русского писателя принадлежит помимо романа значительное литературное наследие, которое не видело света почти шесть десятков лет. В настоящий сборник вошло лучшее из этого наследия - повесть "Щепка", рассказы "Общежитие", "Бледная правда", роман "Горы", избранная публицистика. Созданные на заре советской власти, они удивительно современны, что свидетельствует о провидческом даровании их автора.


Рекомендуем почитать
Гнев Гефеста

При испытании новой катапульты «Супер-Фортуна» погибает испытатель средств спасения Игорь Арефьев. Расследование ведут инспектора службы безопасности полетов Гусаров и Петриченков, люди разных характеров и разных подходов к делу. Через сложные сплетения жизненных ситуаций, драматические коллизии не каждый из них приходит к истине.


Дежурный по звездам

Новый роман Владимира Степаненко — многоплановое произведение, в котором прослежены судьбы двух поколений — фронтовиков и их детей. Писатель правдиво, с большим знанием деталей, показывает дни мирной учебы наших воинов. Для молодого летчика лейтенанта Владимира Кузовлева примером служит командующий генерал-лейтенант Николай Дмитриевич Луговой и замполит эскадрильи майор Федоров. В ночном полете Кузовлев сбивает нарушителя границы. Упав в холодное море, летчик побеждает стихию и остается живым. Роман «Дежурный по звездам» показывает мужание молодых воинов, которые приняли от старшего поколения эстафету славных дел.


Зимой в Подлипках

Многие читатели знают Ивана Васильевича Вострышева как журналиста и литературоведа, автора брошюр и статей, пропагандирующих художественную литературу. Родился он в 1904 году в селе Большое Болдино, Горьковской области, в бедной крестьянской семье. В 1925 году вступил в члены КПСС. Более 15 лет работал в редакциях газет и журналов. В годы Великой Отечественной войны был на фронте. В 1949 г. окончил Академию общественных наук, затем работал научным сотрудником Института мировой литературы. Книга И. В. Вострышева «Зимой в Подлипках» посвящена колхозной жизни, судьбам людей современной деревни.


Ровесники: сборник содружества писателей революции "Перевал". Сборник № 2

«Перевал» — советская литературная группа, существовавшая в 1923–1932 годах.


Притча о встречном

Размышление о тайнах писательского мастерства М. Булгакова, И. Бунина, А. Платонова… Лики времени 30—40—50-х годов: Литинститут, встречи с К. Паустовским, Ю. Олешей… Автор находит свой особый, национальный взгляд на события нашей повседневной жизни, на важнейшие явления литературы.


Голодная степь

«Голодная степь» — роман о рабочем классе, о дружбе людей разных национальностей. Время действия романа — начало пятидесятых годов, место действия — Ленинград и Голодная степь в Узбекистане. Туда, на строящийся хлопкозавод, приезжают ленинградские рабочие-монтажники, чтобы собрать дизели и генераторы, пустить дизель-электрическую станцию. Большое место в романе занимают нравственные проблемы. Герои молоды, они любят, ревнуют, размышляют о жизни, о своем месте в ней.