Два мира и любовь - [3]

И приторный запах тлена

Смешались в горящем Бейруте,

В Парисе, не знавшем Елены.

«И в потоке, столь неудержимом…»

И в потоке, столь неудержимом,

Омуты бывают и коряги,

Мнят они рекою овладеть.

Нас перенесет через запруду

Время – то, что льдинкой ожиданья

Зябко прикасается к душе.

Песни любви

«Почти смертельно рая дуновенье…»

Почти смертельно рая дуновенье.

Замок, ожог несут его лучи.

Но у двери одно прикосновенье

От всех дверей оставило ключи.

Ключи, что властвуют над телом,

Своим и некогда чужим,

В очарованье оробелом

И в страсти, смявшей рубежи.

Ключи в зеленоокий омут

И в хмель распущенных волос,

В безумие, в котором тонут,

И где бывать не довелось.

И вдруг становится кромешной

Такая ясная судьба.

Земля и небо перемешаны,

Но нет Ковчега у тебя.

«Если можешь, избавься от чар…»

Если можешь, избавься от чар.

Не лети мотыльком на свечу.

Не смогу я унять этот жар,

Хоть беды для тебя не ищу.

Не старайся увидеться впредь.

Как пронзительна взгляда стрела!

Дай свече до конца догореть,

Не прожегши резного крыла.

«Лебединая песня любви…»

Лебединая песня любви

Зазвучала в душе и во плоти.

Ты ее не зови, не мани,

Пусть останется в вечном полете.

Не влеки в повседневную муть,

В жар всеядный, в глухую истому.

Не вернуть ничего, не вернуть,

И объятья раскроешь другому.

Да и нужно ли, сердцем любя,

Плоть тугую вести на закланье?

Тот пожар, что сжигает тебя,

Невозможно лечить расстояньем.

Пусть прошедшее болью нагой

Пролетает пустыми полями.

Что еще, кроме памяти той,

Оставляет судьба между нами?

Не уйти от нее, не уйти…

Изливается сердце упруго

Пожеланьем благого пути

И молитвой за нежного друга.

Ведь и мысли о нем и о нем —

Не прельщаются ссорой и сором.

И пылает, пылает огнем

Вся душа, подожженная взором.

Как отчаян, ужасен полет!

Как все рушится резко и быстро!

Лебединую песню поет

Каскадера любовь, не артиста…

«Гурия моя…»

Гурия моя,

Цветик ароматный,

Кто послал тебя

И унес обратно?

Ты в моей крови,

На моем пороге:

Озеро любви

В этой жизни строгой…

Заметет зима

Все, что сердцу мило.

Памяти тюрьма

Свет твой сохранила.

Можно одному

Жить тобой часами,

Только не пойму:

Слезы льются сами…

Гурия моя,

Цветик ароматный,

Кто послал тебя

И унес обратно…

«И как будто бы жить – не тужить…»

И как будто бы жить – не тужить —

Наваждение пьем мы до дна.

Как нам пламя сердец потушить

До того как сгорим мы дотла?

Где источник волшебной воды,

Что вернет нам рассудок, покой?

И куда убежать от беды,

Коль пожар не погасишь рекой?

Как скользить нам над бездной такой,

Не срываясь в последний полет?

Одержимость всегда под рукой…

Утоление – разум вернет?..

«Не могу, не могу, не могу…»

Не могу, не могу, не могу —

Расстояния сводят с ума.

От себя и от всех убегу

В край, где бродят любовь и весна,

Где ушедшая юность царит

И вином запоздалым пьянит,

Где цветением губ и ланит

Разбухает пустая сума.

Этой памяти тонкую нить

Сердце будет навеки хранить.

Дней потоки бурлят, как вода,

Но не смоют ее никогда.

«Зачем так сердцу нравится…»

Зачем так сердцу нравится —

И в боль ему, и в лад

Мечтательной красавицы

И поцелуй, и взгляд?

Те годы, те мгновения —

Умчался их отряд,

Но все прикосновения

Под кожею горят.

Как будто прорастают там

Свечами семена,

Как будто расцветают нам

Иные времена.

И вспять по непрожитому,

Снося плотин лимит,

Речищи львиной рыканье

Порогами гремит.

Беспутие, безлуние,

Не протрубить отбой.

Безумие, безумие

Становится судьбой…

«Мы присядем с тобой у стены…»

Мы присядем с тобой у стены.

Расскажи, расскажи мне, дружок,

Как не тают снега седины

На пожарищах бархатных щек?

Расскажи, расскажи поскорей,

Как попал я в волшебные сны?

Как закаты моих октябрей

Обагрили рассветы весны?

Как нам сладить с такою судьбой:

Что наитье тебе говорит?

И куда нам деваться с тобой,

Если эта звезда догорит?

Ждет нас завтра хамсин или снег,

Рай свиданья, разлука ли вновь,

Но приязнь, сродняя навек,

Дополняет большую любовь.

Переводы с иврита стихов израильской поэтессы Рахель

Клятва эха

(посвящено Залману Шазару, ставшему потом президентом Израиля)

Это эхо, что нас породнило,

Устоит перед армией дней,

В сердце теплится, свято и мило,

Не уходит в обитель теней.

…Дали им на горах отвечали.

Счастье жизни взрывается в ней,

Бледен он и глубок очами —

В этом прелесть еврейских парней.

Он сказал ей: "Твой голос напомнил

Пастухов в Иудейских горах".

В чем секрет этих звуков бездонных,

Воскресивших развеянный прах?

В чем секрет, что влекли нас обоих

Из чужбины магнита сильней,

И что братство по духу, по крови,

Устоит перед армией дней…

Там горы голан

До Голанских гор – дотронуться рукою,

Но средь безмятежья – повеленье: «Стой!»

Дремлет одиноко, блещет сединою

Дедушка Хермон – и веет стужей в зной.

А на берегу обвисла крона пальмы,

Спутана прическа, как у шалуна,

Что скользнул в Кинерет, и в тиши хрустальной

Плещется о ноги за волной волна.

Расцветет зимою на слоистых склонах

Маковая кровь, шафрана желтизна.

Чище изумруда тон полей зеленых,

В беспредельной выси – синева без дна.

Если и состарюсь, и пойду согбенно

Сердцем согреваться у чужих костров,

Разве вас забуду – вы вовек нетленны —

Молодости милость, хмель бессмертных снов.