Два мира детства: дети в США и СССР - [54]

Принципиально неустранимая «многоканальность» социализации повышает автономию формирующейся личности от каждого из этих институтов в отдельности, и задача состоит не в том, чтобы подчинить все институты какому-то одному, будь то семья или коллектив, а в том, чтобы успешно координировать их усилия для достижения определенной общей цели. Совершенствование форм взаимодействия школы, семьи и общественности в воспитании детей и молодежи — одна из главнейших задач советской педагогической науки, сформулированная в постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О завершении перехода ко всеобщему среднему образованию молодежи и дальнейшем развитии общеобразовательной школы» от 20 июня 1972 г.

Таким образом, различие советской и американской систем социализации ни теоретически, ни фактически не сводится к соотношению семьи и коллектива. В чем же состоит это различие? Прежде всего наши два общества различаются по их способности планомерно руководить процессом воспитания. Но главное все же не в этом, а в идейной направленности воспитания, которое отражает специфику обеих социальных систем. Американское общество всем строем своей жизни воспитывает индивидуализм, советское — коллективизм. Это проявляется в деятельности всех средств социализации, будь то семья, школа, сверстники или массовые коммуникации.

Не является ли, однако, советский стиль воспитания с его упором на коллективные ценности конформистским? У. Бронфенбреннера этот вопрос весьма заботит. В книге рассказывается об интересных экспериментах американских психологов и социологов, занимающихся проблемой конформности. Но проблема эта неоднозначна. Прежде всего необходимо разграничивать конформизм как морально-политическое явление («приспособленчество») и конформность как психологический феномен. Отношение советского общества и его морали к конформизму однозначно отрицательно. С нашей точки зрения, конформизм составляет прямую противоположность коллективизму, который предполагает, что коллектив состоит не из нулей, а из творческих и, следовательно, критически мыслящих и способных занимать самостоятельные позиции личностей. В том же направлении развивается и педагогическая теория. Достаточно напомнить работы В. А. Сухомлинского, безусловно, самого авторитетного советского теоретика воспитания послевоенных лет.

А как обстоит дело с психологической проблемой?

Феномен конформности, проявляющийся в том, что индивид, часто незаметно для самого себя, в конфликтной ситуации иногда поддается давлению группы, принимая и усваивая чуждые ему мнения, известен давно. Однако экспериментальные исследования доказали, что эффект конформности зависит от целого ряда условий: характера группы и ее значимости для индивида; содержания подлежащей решению задачи; ситуации, в которой принимается решение, и, наконец, индивидуально-личностных свойств. Соотношение этих факторов, равно как и самих явлений, обозначаемых терминами «конформность», «внушаемость», «авторитарность», «податливость» и т. д., является за рубежом предметом острых теоретических споров, которые нашли отражение и в книге Бронфенбреннера.

В советской психологии в этой связи особое внимание уделяется природе коллектива, причем подчеркивается принципиальное различие между уступкой механическому давлению большинства, продемонстрированной, например, в, опытах Аша, и актами коллективистического самоопределения, когда индивид поступает в соответствии со своими убеждениями, совпадающими с глубинными ценностями коллектива. В работах академика А. В. Петровского и его сотрудников это разграничение нашло определенное экспериментальное подтверждение[13].

В том же направлении, только на интраиндивидуальном уровне, идет и проводимое советскими психологами экспериментальное различение детей с личной и с «коллективистической» направленностью. Разные типы групп и разные типы личностей дают, следовательно, и разные формы поведения, не укладывающиеся в простую антитезу «конформность — независимость». Разница между советскими и американскими подростками, если исследовать ее более детально, будет заключаться, видимо, не в том, что одни из них «независимее», а другие — «конформнее», а в том, что у них разные ценностные ориентации, а следовательно — разные способы самоутверждения.

В книге У. Бронфенбреннера имеется ряд неточностей и спорных положений. Например, рассказ по картинке как метод обучения никоим образом не эквивалентен Тесту Тематической Апперцепции (ТАТ), используемому для психодиагностики. Весьма сомнителен тезис автора о том, что советские подростки ценят интеллектуальное взаимопонимание меньше, чем швейцарские, — для подобных обобщений нужны более массовые и сложные исследовательские данные, чем те, которыми располагал Бронфенбреннер. Можно спорить и о многом другом.

Но при всех замечаниях и оговорках хочется подчеркнуть, что книга У. Бронфенбреннера заслуживает самого серьезного внимания.

Американское издание книги «Два мира детства); было осуществлено в 1970 году. С тех пор в науке произошли значительные сдвиги. Например, резко усилилось внимание к истории семьи и воспитания. Это позволяет проследить историческое развитие форм и методов социализации в разных странах, избегая частых в этой области упрощений и ностальгической идеализации былой «простоты». Расширяются и рамки сравни тельных исследований. В своих последних работах У. Бронфенбреннер призывает перейти от изучения отдельно взятых факторов воспитания к системной «экологии детства». Традиционные психолого-педагогические исследования, преобладающие в США, указывает он, неправомерно упрощают картину развития ребенка, сводя все дело к взаимодействию ребенка и его воспитателей. Но даже в рамках семьи или школьного класса обычно взаимодействует больше двух человек. Ребенок сам неизбежно влияет на тех, кто воздействует на него, причем это не случайные посторонние, а лица, связанные с ребенком относительно устойчивой системой ролей и отношений. Отсюда — необходимость расширения рамок исследований и разностороннего подхода к проблеме.