Два мира - [21]

Я с тоской откинулся на спинку дивана, зевнул. Вдруг перед глазами всплыл образ священника, того самого, которого я вообразил на фоне восходящей звезды Антарес, перед тем как выключили свет. Четкий такой образ: коротко стриженый, ежиком, со щетиной вместо бороды батюшка, лет пятидесяти, может, чуть больше.

Что о нем известно?.. Так, служит он прохладно, как бы «сквозь зубы». Не Богу служит, а каторжную повинность отбывает. Зовут его?.. Зовут?.. Ну, конечно же, отец Борис! Да будет так!

Отец Борис показался мне прекрасным антиподом иеромонаху Василию. Тот ревностный служитель, этот не служит — работает. Тот монархист — этот либерал. Тот бессеребренник (ну, почти… после общения с гномами остаться бессеребренником крайне сложно). Этот бизнесмен.

Итак, в первой истории «Капитана Брамы» — огненный фанатик. Здесь же будет «теплохладный» бизнесмен. Две крайние точки на логической линии, две формы извращения священнического служения… Я едва не захлопал в ладоши от восторга: какое оригинальное сюжетное решение!

Набросал образ отца Бориса в черновик и с чувством выполненного (на сегодня) «творческого долга» закрыл тетрадку, решив немного подремать (мне сегодня в ночь на смену). Сон долго не шел, я стал размышлять об образе отца Бориса. Вдруг меня постигло сильнейшее разочарование от моего «оригинального сюжетного решения». Ничего оригинального, кроме линейной логической глупости, в нем я теперь не видел. Я понял: делать отца Бориса только антиподом иеромонаха Василия, значит и на десять процентов не раскрыть образ.

Нет, отец Борис имеет самостоятельное глубинное бытие, ни в какие схемы и противостояния, как и все живое, он не укладывается! Должна быть загадка в этом «либеральном» священнике, должно быть «второе дно»… Отец Борис тут же появился перед моим мысленным взором — он смотрел на меня и как бы говорил: да, во мне есть загадка, не так я прост, как кажусь…

А если отец Борис сновидец? — подумал я, вытягиваясь на диване. — Не начинающий, как я, а опытный сновидец. Священник и практик-сновидец? А почему бы и нет! Есть же батюшки каратисты, модернисты, бизнесмены. Я знавал батюшку рокера и одного эзотерика. Так почему бы не быть сновидцу?

Я «посмотрел» на образ отца Бориса. «Батюшка-либерал» покоился в глубоком «вольтеровском» кресле, он дремал. Он был в тонком шелковом подряснике, а на груди у него, вместо священнического креста, блестел голубовато-синеватыми отливами чудесный камень, в золотистой оправе и на цепочке.

Камень вместо креста?! Что бы это значило? Ладно, это мы поймем потом. Потом… Спать…

Я принялся отслеживать момент засыпания и, как обычно, упустил его. Незаметно задремал. Был, видимо, провал в глубокую фазу сна. Потом сон — не очень четкий, обрывками. Кто-то пел песню о некой даме, что обиделась на индуистских богов и теперь читает Коран. Слова и музыка завораживали. Но конкретно не запомнил ничего.

Католический епископ снился; он был с окладистой, такой «православной бородой» и в «зэковской фуфайке». Он все просил меня проверить карманы его фуфайки. Я шарил замерзшими пальцами по карманам, вытаскивал мятые бумажки. Разворачивал их, там были какие-то знаки, но я все никак не мог их прочесть.

Снился еще некто, похожий не то на Владимира Соловьева, не то на кого-то еще, смутно мне знакомого, я все никак не мог припомнить — кто это? В руках у «Владимира Соловьева» был деревянный посох, странно изогнутый, словно молния, запечатлевшая себя в дереве. От громового раската я и проснулся. Как оказалось, кто-то взорвал во дворе петарду.

День понемногу клонился к вечеру. Свет уже давно дали. Немного посидел в Интернете, пообщался со Славой Сумалётовым. Пора было собираться на работу…

За окном маршрутного такси безбрежная темно-сиреневая, уже почти черная гладь лимана (мы как раз едем по мосту через него). Позади вечерние огни города. Впереди темная полоска лесопосадки на том берегу лимана. Там, в лесопосадке, спряталась «местная Рублевка», мое рабочее место охранника. По другую сторону моста (здесь берег подходит значительно ближе к городу) — элеватор и поселок городского типа вокруг него. Поселок хорошо освещен — гирлянды фонарей ровными рядами взбегают от лимана на холм. Каждый раз, когда еду на ночную смену, вижу эти ровные ряды взбирающихся наверх фонарей. И каждый раз в душе поднимается щемящая, едкая грусть.

Мою печаль прервал писк телефона. СМС-ка. Я глазам своим не поверил — от Чайки!

«Встречай, приезжаю завтра в девять, автовокзал.»

Как неожиданно! Наверное, все настоящее совершается неожиданно… Она писала мне письма, по старинке, в бумажных конвертах. Почти в каждом письме было ее стихотворение.

Я звал ее в гости. Она не обещала, но и не говорила «нет». В последнем письме было стихотворение, совершенно откровенное. Она писала, что постель ее без меня холодна. М-да, замужняя женщина: семилетняя дочь, муж помощник машиниста поезда. Неплохо зарабатывает. И тут я, совершенно непрактичный, неприспособленный к жизни. Что тут говорить: поколение дворников и сторожей.

Показал письмо своему старому знакомому, отцу Ивану. Ну, батюшка, так, похихикал. А вот его супруга, то бишь матушка (кстати, ее зовут Ирина, точно так же как и Чайку — вот ирония судьбы!) была настроена крайне радикально. Мол, это тяжкий грех блудить с замужней женщиной, письмо надо сжечь и не отвечать ничего.