Два господина из Брюсселя - [50]

* * *

Альба улыбнулась. Этот рассеянный свет и легкий ветерок возвещали рождение весны и новой жизни.

В ясном небе светило солнце. Возбужденно похохатывали чайки. Скоро твердая как камень земля смягчится, проклюнется трава, и нутканские люпины затянут холмы синим покровом.

Альба задумчиво перебирала старые письма в ожидании прихода Свистка.

Он объявил, что прошлой ночью ему удалось взломать сайт больницы и он распечатал важные документы.

Вот он показался на дороге, яростно нажимая на педали и враскачку поднимаясь по склону. Глядя на его тощий силуэт, трудно было сказать, кто из них с велосипедом более сухопар.

Он приблизился к Альбе, победоносно потрясая папкой:

— Наша взяла!

— Как я могу тебя отблагодарить?

— Участием в революции, товарищ! Ну пока, прощаюсь, нас могут увидеть.

Он развернулся и на свободном ходу спустился с холма, быстро превратившись в точку на дороге в Рейкьявик.

Альба вернулась с конвертом в руке в комнату, где спал Йонас; Катрина еще приходила в себя после поездки.

Вынув содержимое конверта, Альба не глядя сунула его в уничтожитель бумаг. По мере того как обрезки измельчались, она чувствовала, как ее жизненные силы возвращаются и крепнут. Она приготовила чай и подсушила в тостере хлеб.

Проснулся Йонас. Он вышел к ней в коралловой пижаме, потягиваясь и улыбаясь. В ореоле русых волос он был прекрасен, как утренняя заря.

— Эх, жалко, что ты отменила праздник в честь моего возвращения! — вздохнул он. — Друзья так бы порадовались.

Альба протянула ему поднос с горячим завтраком:

— Чуть позже. Запомним, что это наша отложенная партия. Ну а сейчас не сыграть ли нам партию в белот?

НЕРОЖДЕННЫЙ РЕБЕНОК

На скамейке напротив женщина кормила птиц. Воробьи и синицы сначала приближались к ней с опаской, подпрыгивали, будто боялись опуститься на землю и потерять способность летать; при малейшем подозрительном движении птицы были готовы вернуться в свою воздушную стихию; потом они все же решались приземлиться, их становилось все больше, они подбирались к ее ногам, и вот перед скамейкой образовался этакий полукруг, наподобие хора попрошаек; теперь некоторые смельчаки, охотясь за крошками, уже отважно усаживались на скамью и даже на бедра и руки этой дамы. Привлеченная пиршеством малиновка разогнала своих сородичей, пустив в ход клюв, а тем временем подоспели, переваливаясь, и грузные голуби.

Я был заинтригован. Конечно, добрую сотню раз я становился свидетелем сцены, когда какая-нибудь неизвестная, не оглядываясь на прохожих, устраивает пир уличной живности. Однако в тот день что-то было не так: женщина в этой роли выглядела необычно. Не бродяжка, не нищенка, светлая шатенка в дорогом шерстяном брючном костюме пастельных тонов, только что вышедшая от парикмахера, всем своим видом свидетельствовала о принадлежности к среднему классу, что подтверждал и легкий загар у нее на лице, верный признак каникул, проведенных на море или где-нибудь в предгорьях Альп. Представительницы буржуазии не кормят воробьев в Париже.

— Ты только посмотри! — прошептал мой друг, толкнув меня локтем в бок.

На аллее появился мужчина лет шестидесяти, он искал, где бы присесть после спортивной пробежки; и по возрасту, и по типу он походил на сидевшую напротив даму. Да и какой парижанин не искал бы, где погреться на утреннем солнышке после угрюмых дождливых недель? Свободно было лишь место рядом с дамой, кормившей птиц.

Не поздоровавшись, даже не взглянув на нее, он устроился рядом и повел себя так, будто сидел на скамейке в полном одиночестве. Прочистив горло, он вынул газету и развернул ее, нарушив тем самым соседскую территорию.

Дама сделала вид, что не заметила. На какое-то мгновение мне показалось, что она кинула крошки на колени мужчины, чтобы диковатые шумные вьюрки отправились за ними.

Мимо проследовала супружеская пара. Мужчина поднял голову и поздоровался. Через три секунды женщина сделала то же самое. Затем каждый из них как ни в чем не бывало вернулся к своим занятиям. То, что у них были общие знакомые, вовсе не сближало их.

Резкий порыв ветра подхватил страницу «Фигаро», и она оказалась на другом конце скамейки. Женщина не шелохнулась, как будто ничего не произошло, и мужчине пришлось приложить усилия, чтобы поймать газету.

Через какое-то время дама нагнулась, при этом сумка скатилась с ее колен и оказалась как раз у щиколотки мужчины. Тот лишь совершенно равнодушно переменил позу, положив ногу на ногу.

Ни один из них не обращал на другого внимания, при этом парадоксальным образом становилось ясно, что их как раз лишь это и занимало — не обращать внимания друг на друга. Напряженность, аура презрения, окружавшая их, оцепенение, которое они вызывали, — все говорило о том, что каждый их вздох преследовал лишь одну цель — показать, что другого нет рядом.

— Представь себе, что они муж и жена, — проговорил мой приятель, которого забавляло мое недоумение.

— Не может быть!

— Истинная правда. Во всяком случае, живут они в одном и том же месте.

— В одной квартире?

— Да, но не вместе.

— Ну знаешь…

— Они разделили квартиру на две части. Черным ходом стал пользоваться мужчина, и строители сделали стену, чтобы эти двое никогда не встречались. На самом деле встречаются они по двадцать раз в день: на лестнице, в вестибюле, в магазинах, на улице, ведь они сохранили свои привычки… Но при этом друг друга они не замечают.